«Хроника текущих событий»*. Наша андроповщина

30 апреля 1968 года в Москве вышел первый номер «Хроники текущих событий». Неподцензурный машинописный бюллетень о политических репрессиях в СССР, задуманный советскими диссидентами как правозащитная институция и ставший в конце концов главным символом всего диссидентского движения — когда Андропов, придя к власти, закрутил гайки, прекращение издания «Хроники» стало рубежной точкой — издавать ее стало некому, всех посадили или запугали, диссидентское движение фактически закончилось, было задавлено за два года до перестройки.

Когда-то я брал интервью у редактора первых выпусков «Хроники» (и участницы демонстрации на Красной площади после ввода войск в Чехословакию) Натальи Горбаневской и, имея в виду особенности наших нулевых, когда антипутинские медиа никак не мешали авторитаризму, я спросил ее, каким бы был Советский союз, если бы его вожди вели себя, как Путин, и не мешали «Хронике» — она бы лежала в киосках, была бы иллюзия свободы, режим был бы устойчивее. Горбаневская ответила: «Хорошо, представим, что „Хроника» продается в киосках — даже если тиражом тысяча экземпляров или даже двести. Что это значит? Это значит, что за „Хронику« никого больше не сажают. Это значит, что „Хронике» уже не о чем и не о ком писать. Если бы „Хроника« продавалась в киосках, это была бы уже совсем другая страна».

Спустя пятнадцать лет такого вопроса уже не задашь, и не только потому, что Горбаневская давно умерла — нынешнюю Россию уже не получается сравнить с СССР, в котором «Хроника текущих событий» лежит в киосках. Уничтожаемая властями «Медуза»* обращается за денежной помощью к читателям, а новостной поток выглядит уже буквально так, как если бы его в семьдесят каком-нибудь году та же Горбаневская перепечатывала на своей машинке — умер обвиняемый в шпионаже физик Кудрявцев, ветеран-афганец Бондарев в Тамбовской области оштрафован на полмиллиона за репост сообщения о митинге, активист-навальнист Боровиков уезжает на 2,5 года в колонию за ролик группы Rammstein, а завтра будут еще какие-нибудь новости, на фоне которых и эти покажутся менее дикими. За какие-то дни Россия без видимых причин опрокинулась в самую оголтелую андроповщину, в которой нет уже места даже для прежних, маленьких и безобидных («Медуза»*, ФБК*, соцсети, митинги в прежнем формате) кусочков России без Путина.

И символично, конечно, что день рождения «Хроники текущих событий» пришелся именно на эти дни. О том, что нелояльная часть общества в современной России — не политический субъект, а диссидентское движение, — говорили давно, но все-таки только сейчас самосбывающиеся прогнозы сбылись в полной мере. Даже формально — нет больше политических структур, нет больше законной возможности выйти на площадь, и даже речь, устная или письменная, снабжена теперь кандалами обязательных к употреблению пометок про «иностранных агентов» и «экстремистские организации». Навальный, произносящий свои проповеди в судах, по всем формальным признакам теперь более диссидент, чем политик. Политические менеджеры, его представляющие, в одночасье морально устарели, и дело совсем не только в их вынужденной политэмиграции — партией, допустим, можно руководить и из изгнания, но где теперь та партия. Политические силы (и речь не только о самом ФБК*, обо всех) мановением полицейской дубинки превратились в диссидентское движение. Нет возможностей политической борьбы, но никто и никогда не отнимет у людей возможности пассивного несогласия и этической альтернативы. Политический активист участвует в выборах и ходит на митинг. Диссидент тайно печатает листовку и клеймит позором репрессивную систему. Меняется, вероятно, и иерархия — люди, способные организовать работу региональных штабов или какой-нибудь сбор подписей, в изменившейся реальности не нужны. Их место займут те, кто умеет собирать передачи в тюрьму или деньги на выплаты штрафов. Условный Илья Азар, какими бы ни были его отношения с Навальным, делается более важной фигурой, чем Леонид Волков или Иван Жданов, более того — преимущество Азара в том, что он не нуждается в назначении или мандате, а любая сопоставимая с ним фигура не будет ему аппаратным конкурентом; диссидентство вообще не подразумевает вертикальных структур, это бесконечный фронт, в котором все в равной мере на передовой.

История советского диссидентского движения изучена хорошо, известны все слабые его места, в том числе инфильтрованность среды агентами КГБ и, что не менее страшно, всеобщая подозрительность, основанная на том, что агентом может оказаться кто угодно. А кто не завербован — тот и сам о себе, скорее всего, не знает, какой у него порог боли или страха, за которым гордый и принципиальный человек может сломаться (при аресте, пытках, угрозах) и предать.

И еще, вечный спутник диссидента — та экскурсия из регионов, которая, застав на Красной площади демонстрацию в поддержку чехов, выясняет друг у друга, что имели в виду авторы плаката «Руки прочь от Чехословакии» — кто на нее напал, американцы, немцы? Было бы неплохо издать однажды подшивку «Хроники», интегрированную в «Намедни», чтобы наглядно было — вот повесился Якобсон, а вот вышла «Ирония судьбы», вот Новодворскую отправили в психушку, а вот в моду входят джинсы. Советский обыватель никогда не будет диссиденту другом, и товарищ майор, объясняющий на допросе, что ты противопоставил себя народу, не так уж и неправ — в отличие от революционера, диссидент не борется за народное счастье. Он предлагает массам свою совесть, но это значит, что, с его точки зрения, у самих масс совести нет — и даже если это правда, стоит ли ждать, что массы ответят диссиденту любовью?

И — да, диссидентское движение разгромили за два года до перестройки, и это как бы источник оптимизма, потому что мы знаем, что за заморозками всегда приходит свобода. Она приходит, да, и тех, кто гнил в лагерях или мучился в психушках, будут похлопывать по плечу в газете «Московские новости» или телепередаче «Взгляд» дети генералов КГБ и коммунисты-шестидесятники. «Пока мы страдали на партсобраниях, Иван Иваныч в мордовском лагере сидел за всех нас. Ну-ка, Иван Иваныч, спляшите», — и остросоциальная песня от мажорской рок-группы в эфире. Противно, но, с другой стороны, какой еще может быть свобода после заморозков.

* Российские власти требуют, чтобы мы называли эту организацию «иностранным агентом».