Это экспериментальный пост. Пост-интервью, вернее, пост-беседа (есть в МИДе такой жанр – «запись беседы») с иранским великим аятоллой Саанеи. Я общался с ним перед прошлыми выборами, и не очень обратил внимание тогда, и очень обратил сейчас, что главной надеждой реформаторов аятолла называет Мусави, из-за которого в Иране сейчас чуть ли не революция.

Многие из тех, кто пишет про последние иранские события, делают одну и ту же ошибку. Называют Мусави слабым кандидатом. Мол, был бы на его месте другой, он бы немедленно возглавил бы революцию. А так – нету у Ирана своего, прости господи, Ющенко. Вот типичный пример из статьи в последнем отечественном «Ньюсвике». «Мусави стал их (реформаторов) кумиром лишь по стечению обстоятельств. Духовное руководство Ирана вынудило снять свою кандидатуру экс-президента Мохаммада Хатами. Тогда место кандидата-реформатора и занял экс-премьер Мусави. Скульптор про профессии, он последние 12 лет возглавлял Академию художеств. Хатами нехотя его поддержал. Поддержка со стороны толпы тоже довольно условная». На самом деле все это не совсем так - точнее, совсем не так. Хатами уговаривал Мусави баллотироваться, а когда уговорил, немедленно снял свою кандидатуру и с энтузиазмом поехал за него агитировать. Это в Иране просто наконец-то объединились СПС и «Яблоко». CЛЕЗАНИЕ С ПЕЧИ Мусави – такой Илья Муромец, и полстраны ждали, когда он слезет с печи. Печью была, понятное дело, Академия художеств. Мусави так же уместно называть скульптором, как Ельцина теннисистом. Иран помнит Мусави боевым премьером, который носился по фронтам иракской войны, занимался военным тылом, и при этом хоть как-то удерживал страну от сползания в абсолютный религиозный тоталитаризм. Аятолла Хомейни-то лучше других знал, кто делал вместе с ним революцию. Знал, что революция, которую он возглавил, была не только исламская. И до конца жизни, вопреки желанию религиозных фундаменталистов из своего окружения, держал при себе на высоких постах светских и не слишком богомольных политиков. Сначала это был первый президент Ирана либерал Банисадр, а после его дискредитации фанатичной исламской молодежью – Мусави. Ахмадинежад забыл это правило, полностью вытесняя либеральных иранцев из власти, и получил революцию. Слезания Мусави с печи ждали 12 лет, с тех пор, как он покинул пост премьер-министра в 1989 г. Революция началась именно благодаря тому, что он стал кандидатом. Это был ферзь, джокер, козырный туз всех, кто хочет реформировать Иран и подружить его с внешним миром. Четыре года назад реформаторы объясняли свое поражение тем, что у них было много кандидатов, но ни одного великого. Если Мусави проиграл, то кто уже выиграет? Осталось только на баррикады. Да они и не верят, что Муромец проиграл. Четыре года назад Ахмадинежад получил 61% и с этим как-то все, поворчав, согласились. Сейчас он получил почти столько же. И в это никто из них не поверил. Разве можно так уделать самого Мусави? ПРОГРЕССИВНЫЙ АЯТОЛЛА Теперь аятолла. Перед предыдущими президентскими выборами я разговаривал в городе Кум с великим аятоллой Саанеи. У меня не было случая опубликовать этот разговор – всего пара фраз в одной из статей. И сейчас я публикую его в сокращении. Наконец, Саанеи замечателен тем, что он аятолла-западник. У него есть свой веб-сайт на аглийском, который в данный момент заблокирован. И он до некоторой степени аятолла-антиклерикал. Для многих может быть открытием, что бывают такие. Саанеи за то, чтобы Иран перестал быть всемирным угрюмым «букой», а религиозные авторитеты меньше совали бороды в дела государства. Хотя сам Саанеи – со знатной бородой. – Сколько вас, великих?
– Великих аятолл меньше, чем пальцев на руках: 5 – 6 у нас здесь, в Иране, и великий аятолла Систани в Ираке. – Нужны ли реформы современному Ирану?
– Уже Хомейни начал реформировать страну. Даже в то время, когда у нас была война с Ираком, у него были силы проводить реформы. После Хомейни были реформы, но у них было мало результата. Лучшие реформаторы – тоже люди из круга Хомейни. Вот ясный пример – Мусави, он был премьер-министром в то время, когда аятолла Хомейни был духовным лидером. Теперь все смотрят на Мусави и хотят сделать его следующим иранским президентом. – Как Вы сблизились с Хомейни? – 49 лет назад я начал учиться у аятоллы Хомейни в Куме. И после занятий я взял привычку подходить к нему и задавать ему вопросы. У него был очень простой дом, и не было прислуги. Примерно год спустя после того, как я начал учиться у него, был праздник, и он попросил встречать гостей и помочь ему их принять. У него тогда было около 400 учеников, в то время как у других аятолл и преподавателей в Куме было по 50 – 60 учеников. Это большая честь, что Хомейни попросил помочь ему из всех учеников именно меня. После этого я стал часто бывать у него в доме. Позже аятолла Хомейни стал говорить – я считаю Саанеи своим внуком. Хотя после исламской революции аятолла Хомейни был окружен славой, он и тогда позволял следовать мне за собой. Я в то время был скромным простым студентом, с очень непривлекательной внешностью, но он позволял следовать за собой и отвечал на мои вопросы. – Что Хомейни думал о России?
– Аятолла Хомейни был против всех этих сверхдержав. Он говорил, что сверхдержавы не работают в интересах малых наций. Аятолла Хомейни советовал русским не ходить в Афганистан. Он говорил, если они пойдут, то они там застрянут. И так и получилось. Потом аятолла Хомейни послал письмо советскому руководству, письмо Горбачеву, но ответа не получил. После того, как Советский Союз развалился, я не помню, чтобы он как-то специально занимался вашей страной. – Вспомните особый момент Ваших отношений с Хомейни?
– Как-то, лет 40 назад, Хомейни решил не оставаться на лето в Куме, и он поехал в Тегеран произнести в столице несколько речей. Он предложил мне поехать с ним. И мы наняли машину и поехали в Тегеран – только он, я и водитель. И когда мы выехали из Кума, аятолла Хомейни сказал мне: «Расскажи что-нибудь, чтобы время дороги прошло быстро». А я говорю: «Что я могу сказать, я простой студент». Он настаивал. И я сказал, как хорошо, в конечном счете, повернулось, что власти не дают клирикам и студентом визы в Ирак, чтобы ехать и учиться у аятолл в Наджафе. Потому что иначе в Куме было бы мало студентов (это две великие и соперничающие школы у шиитов). И Хомейни ответил – ты не веришь в истину, что Бог един, потому что для Бога нет Кума и Наджафа, а оба они – одно. Есть только один Бог, а не два бога. Под конец жизни аятолла Хомейни часто повторял: если бы все великие пророки прошлого сейчас пришли, то они управляли бы миром вместе, без разделения, без войн. Он повторял: там, где насилие, нет никакого Бога, а есть только эгоизм. И за этим разговором мы доехали до площади Шуш в Тегеране, вышли, и стали, подняв руку, ловить такси – аятолла Хомейни был в то время еще не так известен, и мы ловили такси, как все прохожие.