«Я вижу ответственность русской культуры за то, чего мы не сделали». Продюсер Александр Роднянский — о войне, Украине, Зеленском и коллегах по шоу-бизнесу

Александр Роднянский — украинский и российский продюсер с мировым именем, чьи фильмы получали призы на самых престижных киносмотрах — с началом войны уехал из Москвы и, по его признанию, не знает, сможет ли туда вернуться. Все 10 месяцев он разговаривает со своей аудиторией в инстаграме — тот превратился в своего рода антивоенный дневник. Фарида Курбангалеева поговорила с Роднянским о том, почему молчат о войне деятели российского кино и шоу-бизнеса, сможет ли он смотреть фильмы Михалкова, каким было переосмысление «Девятой роты» и «Сталинграда», почему реальность страшнее «Левиафана» и будет ли Голливуд снимать картины о Зеленском.

«Я внутренне пришел к тому, что я соучастник»

— Почти год вы ведете летопись войны. За это время что-то поменялось в вашей аудитории и в вас лично?

— Я думаю, что поменялось и в аудитории, и во мне. Либо сама аудитория изменилась, это тоже возможно: были подписаны одни люди, а пришли другие. Хотя я вижу (а когда ты пишешь ежедневно, то замечаешь и запоминаешь людей) много тех, кто прожили этот год со мной. Они изменились по меньшей мере в том, что приняли неизбежность долгой травмы. Если в начале было ощущение ужаса и краткосрочной катастрофы, которая «да, радикально изменила жизни очень многих людей, но скоро завершится», то сейчас есть ощущение, что это надолго. Это первый момент.

Второе: мне кажется, что для многих ушло простое представление о причинах войны и ее разрешении. Если в начале все было, как в голливудском кино — есть преступник-агрессор, есть жертва и есть неминуемое наказание, которое вот-вот наступит, «будет суд в Гааге, этих накажем…», то сейчас стало понятно, что разрешение неизвестно как произойдет. И мне кажется, что стало значительно больше человеческих реакций — сочувствия и сострадания трагедиям.

Ушла первая, совершенно дикая волна отрицания русских как народа. Хотя, думаю, нет, не ушла. Идиосинкразия укрепилась, и теперь охватывает все, что связывает с языком, культурой, историей, названиями. Я прочитал, что в Изюме поменяли названия улиц и в том числе изменили название улицы Высоцкого. Месяцев 10 назад это звучало бы не то чтобы диковато, но странно. Сейчас — нет. Идиосинкразия жесточайшая, и я думаю, что надолго, и спорить с этим бесполезно. Хотя лично я со своей стороны пытаюсь по-прежнему говорить о большом количестве порядочных людей, живущих в России.

Раньше это наталкивалось на абсолютно жесткое, непримиримое неприятие со стороны моих украинских коллег и подписчиков. А сейчас многие, может, с этим и соглашаются, а многие, может, уже и не отвечают. Просто понимают, что есть у меня такой «странный» взгляд на жизнь и можно на это не обращать внимания, потому что в остальном я вполне «адекватный», и когда пишу об агрессии, оккупации — «вполне приемлем». А эту идиосинкразию по отношению к русским я не разделяю, наверное, потому что 20 лет провел в Москве и «отравился» тем, что связано с русской культурой, и тем, что, по мнению огромного количества не только украинцев, но и людей, живущих в странах Балтии, Польши и так далее, твердо воспринимается как фундамент для имперской матрицы, взорвавшейся агрессивной войной.

Во мне многое изменилось. Я вроде бы законченный либерал и вроде им остаюсь: для меня это по-прежнему не война россиян с украинцами, а война тоталитарного режима с тем, что мы называем ценностями свободного мира, демократией. И я от этого не откажусь. Я болезненно реагирую на любые разговоры «национального» свойства. Когда, например, говорят, что генетически русские — рабы, а украинцы — генетически свободные люди, я тут же задаю вопросы про нескольких миллионов украинцев, живущих в России и разделяющих путинскую риторику. И тут же вспоминаю миллионы россиян, живущих в Украине, в том числе воюющих в ВСУ и абсолютно патриотично [по отношению к Украине] настроенных.

С другой стороны, я вижу очень много того, с чем я не то чтобы не соглашался, но не отдавал себе в полной мере отчета: я вижу ответственность людей русской культуры, и свою ответственность в том числе, по поводу того, что мы не сделали. И я со многим, о чем в начале войны спорил с украинцами, сегодня согласен. Для меня такой переломной точкой была Буча. После Бучи я написал какие-то слова…