Жизнеутверждающий опыт истории: как Западная Германия поднялась на руинах сметённой войной диктатуры

За последний год россиян, как оставшихся в стране, так и покинувших её, охватила настоящая эпидемия проблем с душевным здоровьем. Продажи антидепрессантов бьют все рекорды, психологи и психотерапевты еле справляются с клиентами, а профильные онлайн-сервисы на YouTube рекламирует едва ли не каждый второй блогер. Страх перед будущим, уныние и безнадёжность становятся реальными «скрепами» потерявшего веру в себя общества. Однако история знает примеры, как строительство работающей демократии и процветающей экономики начиналось даже не с нуля, а с отрицательной отметки.

Так, Германию после Второй мировой лишили суверенитета и территориальной целостности. В разрушенных войной землях хозяйничали оккупационные администрации войск-победителей. Тем удивительнее, что через несколько лет Западная Германия шла вперёд как стабильное демократическое общество с невиданными темпами хозяйственного роста.

Можно возразить: немцам просто повезло, они с выгодой для себя использовали новые реалии Холодной войны. Но разве в то время кто-то мог предугадать такое событие и правильную модель поведения в нём? Никаких универсальных инструкций для настолько sui generis ситуации не существовало. В этом и состоит суть послевоенного опыта Западной Германии — любые вызовы и испытания несут в себе скрытые возможности, которые следует вовремя разглядеть и использовать.

Впрочем, здесь скрыт и другой, не столь обнадёживающий урок. Чудесные успехи требуют соответствующей платы. И речь не только о выплатах репараций, естественных для развязавшей и проигравшей войну державы. Германии пришлось (хоть и временно) стать разделённой нацией. А служившим прежнему режиму людям зачастую давали места и в новой стране, этого требовал банальный прагматизм. Больше того, в суете капитальной перестройки государства немцам было не до мыслей о покаянии и переосмыслении своей недавней истории. «Проработка прошлого» им понадобилась уже спустя годы и десятилетия.

«Я не нарушал ваших решений. Я их отменил»

Есть люди, что совсем не похожи на героев по духу и характеру. К ним можно было причислить 48-летнего Людвига Эрхарда. Типичный кабинетный учёный. Правда, в молодости он поучаствовал в Первой мировой, но затем и при Веймаре, и при нацистах занимался исключительно экономической теорией. Его тучность и деформированная правая нога, последствие перенесённого в ещё детстве полиомиелита, заставляли недоумевать, как такой человек вообще попал на фронт и командовал там целой гаубичной батареей.

Людвиг Эрхард, 1965 год

Фото: Bundesarchiv, B 145 Bild-F020160–0001 / Wegmann, Ludwig

В гитлеровские годы Эрхард не поддерживал режим. Он демонстративно не исполнял нацистское приветствие и упорно манкировал членством в НСДАП и аффилированных организациях. На этой почве у учёного иногда возникали неприятные разговоры с начальством. Раз даже пришлось покинуть пост замдиректора в Нюрнбергском институте экономических исследований. Не больше: на баррикады и в подполье Эрхард не стремился, своему фрондёрству меру знал, так что миновал лагеря и тюрьмы.

Казалось, такой человек может войти в историю лишь автором научных трудов. Но крах Третьего рейха перевернул в Германии все представления о нормальном.

Эрхард предвидел безоговорочное поражение своего государства и подготовил стратегию экономической реконструкции всей страны. После мая 1945 года родная для учёного Бавария перешла к американским войскам. Оккупационная администрация оценила его наработки вкупе с ненацистским прошлым. В 1948 году специалист стал фактическим министром финансов Бизонии, объединённой британо-американской зоны контроля, предшественницы ФРГ.

Баварцу покровительствовал фактический наместник Бизонии, американский генерал Люсиус Клей. И летом 1948 года офицер наверняка не раз об этом пожалел. Тогда оккупантам предстояло провести непростую финансовую реформу: полагалось, что англичане с американцами сыграют первую скрипку сами, а их немецкие помощники ограничатся ролью советников. Неугомонный Эрхард постоянно вмешивался в работу, притом настаивая, что иностранцы не понимают тяжести ситуации — Германии нужны куда более жёсткие меры.

Клей (справа на переднем плане) беседует с генералом Дуайтом Эйзенхауэром. Берлин, 1945 год

Фото: Wikipedia / U.S. National Archives and Records Administration

21 июня 1948 года баварец, не уведомляя британцев и американцев, отменил все ценовые потолки и распределительные механизмы. Выходило, что неконтролируемый рост цен на всё усугублял для немцев тяжесть конфискационной по своей сути реформы. Иностранные военные негодовали: это саботаж и самоуправство. Пересидевший в кабинетах толстяк с сигарой вгоняет свой же народ в нищету — того и гляди, люди теперь побегут на восток, к Советам. Эрхард парировал:

«Я не нарушал постановлений военной администрации о квотировании и контроле за ценами. Я их просто отменил. И я скорее подам в отставку, чем откажусь от этого решения».

Клей попытался призвать своего партнёра к разуму: все советники генерала против такой жёсткой реформы. Эрхард в ответ признал, что его собственные помощники тоже против. Возникла неловкая пауза. Непостижимым образом американец признал правоту немца, выразив надежду, что тот стоит на правильном пути.

Интуиция военного не обманула. Вся история послевоенной Германии вышла чередой порой неуместно половинчатых, порой непомерно радикальных решений. Которые, однако, дали свой результат.

Когда в товарищах согласья нет

Весной 1945 года Германия буквально лежала в руинах. Бомбёжки и боевые действия на земле разрушили порядка 200 немецких городов. Со стороны бывшего рейха в войне погибло 9,5% населения, 7,2 миллиона человек, военных и гражданских. Два миллиона немок остались вдовами и столько же немцев-фронтовиков превратились в инвалидов. Ещё порядка трёх миллионов солдат бывшего Вермахта оказались в плену. А из Восточной Европы в разорённую страну бежали 12 миллионов их соотечественников, зачастую спасаясь от верной смерти.

«Я помню рассказы стариков-немцев про 1945 год. Тиргартен, парк в самом центре Берлина, стал гигантской свалкой. Все деревья в нем срубили. Ничего в городе не работало, вплоть до канализации. Воду выдавали солдаты, строго по ведру в день. Вместо нормальной валюты использовали сигареты или спиртное. Вокруг руин бродили толпы голодных людей с потухшими глазами».

— Татьяна Тимофеева, российский историк

23 мая 1945 года в городке Фленсбург у датской границы победители арестовали последнее правительство Третьего рейха и его президента адмирала Карла Дёница. Орган нацисты создавали как переходный, с перспективой сепаратного мира с западными державами ради общей войны против СССР. Но антигитлеровская коалиция не искала компромиссов. На месте побежденной диктатуры предполагалось построить принципиально новое государство, безопасное для соседей и собственных граждан.

Англичане конвоируют членов Фленсбургского правительства, май 1945 года

Фото: Capt. E G Malindine E G, 5 Army Film & Photographic Unit / Imperial War Museum

5 июня 1945 года представители СССР, США, Великобритании и Франции объявили, что Германия теряет суверенитет на неопределённое время. Её земли союзники взяли под прямое управление, поделив на четыре оккупационные зоны. Отдельно этой процедуре подвергли Берлин, со всех сторон окружённый «советской» территорией. Высшим координационным органом назначили Союзный контрольный совет, где заседали делегаты от всех четырёх победительниц.

Гитлер мечтал о Германии как о главной державе мира, а в итоге его политика привела страну к полуразрушению, потере суверенитета и иностранной оккупации.

По мере своей работы СКС всё больше напоминал лебедя, рака и щуку из басни Ивана Крылова. Сначала из общего ансамбля выпадала Франция. Представители Парижа долго возмущались, что их не позвали в Постдам и заявляли, что теперь не обязаны выполнять принятое без их участия. Французы оспаривали план воссоздания единой Германии, утверждая, что такое государство неизбежно станет угрожать их республике.

Во время войны Франклин Рузвельт и Уинстон Черчилль рассматривали планы раздела Германии на несколько самостоятельных государств. Иосиф Сталин тогда убедил визави, что идея опасна порядку во всей Европе.

Затем всё больше проступали идеологические разногласия между СССР и его недавними союзниками. В 1946–1947 годах лидеры стран публично обменялись громкими филиппиками в адрес друг друга. Начиналась новая война — Холодная, и обе стороны увидели в разобщённой Германии потенциального партнёра. И немцев поэтому следовало уже не столько обличать, сколько поддерживать, порой закрывая глаза на неприятное прошлое.