© ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Последние несколько дней в окололитературном около-филологическом и вообще в гуманитарном сетевом сообществе неожиданно оживилась до поры до времени дремлющая тема поэта и поэзии.
Сами-то стихи время от времени выныривают из глубин интернета, а иногда это бывают и превосходные стихи. И их в последнее время стало довольно много, что не может не радовать нас в эти наши «неоднозначные» времена.
А вот азартных разговоров о поэзии как-то особенно не наблюдалось. По крайней мере мною. Да и зачем, казалось бы.
А в последние дни эта тема необычайно расцвела, заменив собою отцветающую сирень. А расцвела она потому, что из печати вышла толстенная книга, наполненная разнообразными текстами, написанными на русском языке и расположенными в столбик, что чисто графически напоминает стихи.
Ну, вышла и вышла. Еще и не такое выходит из типографий и в наши и в прочие времена. Но эта книга вышла и начала как-то особенно шумно заявлять о себе на книжном рынке под прикрытием и при поддержке с земли, с моря и с воздуха всеми родами информационно-административных войск.
Речь идет о большом сборнике сочинений тех граждан, которые не так давно получили неофициальное название «зет-поэтов». Название это возникло для того, видимо, чтобы именно этих мастеров художественно-военно-патриотического слова не дай бог не путали с поэтами.
Скриншот рассылки Госуслуг
Сборник этот рекламируется, чтобы не сказать навязывается, публике с невиданным размахом, еще совсем недавно трудно представимым для такого скромного в рыночном смысле жанра, как поэзия.
Но это, повторяю, не вообще поэзия, а «зет-поэзия». Дьявольская разница, как сказал по совсем другому поводу, «тоже» поэт А.С. Пушкин.
Все меньше и меньше становится слов в их привычных, в их изначальных значениях. Они насильственно выворачиваются наизнанку и обретают совсем иные, чаще всего противоположные значения.
«Вы чем, извините, занимаетесь?» — спросит вас, допустим, любопытствующий водитель такси. «Я журналист», — слегка потупившись, ответите вы. «Как Соловьев?» — уточнит он бодро.
И вы замолкаете, потому что единственно понятной собеседнику реакцией может быть только одна: «О нет! Я пошутил! Никакой я не журналист!» — «А кто же вы тогда?» — станет наседать на вас назойливый собеседник. И вы начинаете мучительно вспоминать роды занятий, чьи обозначения еще не успели до конца оскотиниться и с которыми вам не так стыдно отождествиться.
Как можно обозначать род своих занятий, ставя себя в один ряд с разнообразными «творческими работниками», чьи лакейские ливреи принято украшать теперь последней буквой чужого алфавита?
Стихотворение Дмитрия Артиса из сборника «ПоэZия русского лета»
litres.ru
Когда я еще в конце 60-х осторожно, чтобы ничем не запачкаться и ни обо что не обтереться, вступал на скрипучие половицы отечественной словесности, я сразу же приказал себе:
«Умри, но никаких, даже на расстоянии вытянутой руки, никаких, слышишь, никаких контактов с конторой, называемой «советской литературой». Ни к каким редакциям, пропахшим пылью и канцелярским клеем, даже близко чтобы. Понял? Понял, я спрашиваю? Повтори!»
«Советская вся эта литература, — говорил я себе, — это чумной барак. Запомни это. Там свои правила, там свои войны, свои хорошие и плохие, свои жертвы и палачи, а потом наоборот. Но тебя там и близко не должно быть. Ты ведь в студенческие годы ездил же в колхоз? На картошку? Ну вот. И это колхоз, только еще хуже, потому что притворяется Версалем. Короче, чтобы я тебя даже рядом не видел. Смотри у меня!»
Так я говорил себе, и этот свой приказ я неукоснительно выполнял, пока не обвалился с тошнотворным треском весь этот колхоз в самом широком понимании этого постылого слова.
Какая-то естественная, — а возможно, и сверхъестественная сила вытолкнула и меня, и моих дорогих товарищей на поверхность социально-культурной жизни. Начались какие-то книжные ярмарки и поэтические фестивали, какие-то толстые и тонкие журналы-альманахи, какие-то газетные статьи, какие-то интервью и, извините за выражение, дискуссии, отвертеться от которых не было никакой возможности.
И в воздухе снова, хотя и не сразу, хотя и сначала робко, а потом все увереннее запахло смесью сероводорода и подмышечных выделений. И началась нормальная, короче, литературная, типа, жизнь с ее выяснениями, кто кого кому от кого за кем над кем и под кем за сколько. И, главное, каким тиражом.
И опять испытываешь мучительную потребность как-нибудь так обозначить свое место в пространстве, называемом «культурой», чтобы тебя не дай бог не перепутали с «писателями», чтобы не дай бог не решили, что они тебе коллеги, а ты — им. Еще несколько лет тому назад я написал, что «заря новой колхозной эры» занялась на горизонте. Теперь — какая уж тут заря! Колхоз, можно сказать, во всем своем сиянии завис в самом зените.
Стихотворение Дмитрия Артиса из сборника «ПоэZия русского лета»
litres.ru
До той поры, пока вас (ну хорошо, нас) будет интересовать устройство внутреннего мира различных лит-гопников, или, точнее, «гоп-поэтов», отличающихся от обычных гопников только тем, что они умеют написать без ошибки и без ошибки произнести слово «генералиссимус» или, допустим «денацификация», до той поры все так и будет. А «литературой» и впредь будет называться эта вся вязкая субстанция, в которой по не вполне понятной причине так любят ковыряться некоторые критики и критикессы из приличного общества.
Вот и теперь, говоря об этой эпохальной книге, гуманитарно настроенные граждане и гражданки дружно и не без мстительного сладострастия цитируют особо лакомые образчики этой стихотворной продукции и не слишком весело веселятся, тем самым невольно умножая тираж этой самой продукции. Для тех, кто к подобным вербальным отправлениям склонен относиться как к фактам искусства, это наше веселье не будет означать ничего, кроме зависти и бессильной злобы.
Но смех хотя бы полезен для здоровья. А вот когда разгневанные эстеты запальчиво восклицают: «Это вообще не поэзия, а голимая пропаганда, это не поэт, это не стихи, это не…»
«Детское» стихотворение Дмитрия Артиса из сборника «ПоэZия русского лета»
litres.ru
«Почему же «не»? — скажу я. Я вполне согласен, с тем, что если кому-то так хочется, то пусть именно это будет «поэзия», именно это и будут «стихи», и именно этот вот, в камуфляже и с кобурой на боку, — как раз поэт и есть. Почему нет? Опыт проживания в этих данных нам судьбой пределах приучил нас ничему такому особенно не удивляться».
Я с легкостью даю согласие все вот это называть литературой. Почему нет? Не такой уж изумруд яхонтовый вся эта ваша литература и не такая уж цаца какая-нибудь, извините, «поэт», чтобы этими словами невозможно было бы обозначать да хоть что и кого угодно.
Пусть литературой, а также поэзией будет вот это все. Пусть поэтами будут вот эти все. Только я пусть буду кем-нибудь другим. Я и без того, когда я бываю принужден различными обстоятельствами обозначать род своих занятий, и скрепя сердце, пишу рядом со своим именем слово «писатель» или «литератор», я всякий раз испытываю не то чтобы стыд, но что-то похожее на то, как будто мне либо жмут ботинки, либо страшно колется шарф, либо и то, и другое.
