Источник: Библиотека Конгресса США
«За последнее время Бавария делается объектом особого внимания и попечения со стороны победителей. Что это — устройство «немецкой Украины» с гетманом или а-ля Петлюрой во главе или в виде «самоопределения российских окраин»?»
Реджи, офицер армии Юденича, 1920 год
Программу-максимум Антанты в отношении Германской империи российский император Александр III сформулировал еще в феврале 1892 года: «Мы должны исправить ошибки прошлого и разгромить Германию при первой возможности. [Тогда] она распадется, как прежде, на мелкие и слабые государства… А когда она распадется, Австрия уже ничего не посмеет». Однако «первая возможность» возникла лишь в конце 1918 года, когда уже почил в бозе и Александр Александрович, и сама Российская империя. И возникал вопрос: реально ли вообще добиться расчленения так ловко склеенного Отто фон Бисмарком II Рейха? Всё-таки уже два поколения немцев жили в едином государстве — не упущено ли время безвозвратно?
Неединая Германия
На картах Европы Германскую империю образца 1914 года обычно изображают одноцветным монолитом, из чего возникает ощущение, что она такой и была — унитарным государством единой немецкой нации. Однако если присмотреться поближе, то Германия окажется той же «лоскутной монархией», что и ее союзница Австро-Венгрия. Начать с того, что в составе империи сохранялись три автономных королевства со своими дворами и правительствами, а также многочисленные герцогства и княжества. Но если последние в силу своего размера можно было считать окончательно растворившимися в Пруссии, то с Саксонией, Баварией, Вюртембергом и великим герцогством Баден дело обстояло иначе.
Источник: Википедия
Наиболее обширной автономией обладали баварцы: они имели собственных послов в Вене, Санкт-Петербурге и Ватикане, контролировали свою почтовую, телеграфную и железнодорожную системы, у них была отдельная армия с собственным генеральным штабом, которая переходила под общеимперское командование только с началом войны. А до того момента прусской армии вообще не разрешалось ступать на баварскую территорию. Бавария была своеобразным аналогом Венгрии в двуединой австро-венгерской монархии.
Права Вюртемберга и Саксонии была умереннее, но и они сохраняли собственные военные министерства. В итоге к 1914 году из 25 армейских корпусов 6 были укомплектованы солдатами и офицерами трех королевств, и еще один — Баденом. Когда на обеде по случаю коронации царя Николая II летом 1896 года с российской стороны прозвучал тост в честь немецких принцев, «приехавших в Москву в свите» брата германского кайзера, то принц Людвиг Баварский немедленно поправил тостующего: «Мы не свита и не вассалы, а скорее союзники германского кайзера». Именно это они и доказывали при каждом удобном случае, из-за чего между Берлином и региональными столицами постоянно возникали мелкие и крупные недоразумения.
Так в 1891 году поползли слухи, что Вильгельм II, приглашенный на маневры баварской армии, возьмет с собой имперский штандарт — символ верховного главнокомандующего. Но поскольку, как было сказано, для баварцев он становился таковым только с началом войны, Мюнхен довел до сведения берлинского двора свое недовольство. В итоге кайзера убедили не накалять атмосферу и оставить штандарт в столице.
Или взять День Седана, который широко отмечался по всей Пруссии 2 сентября как день победы над Францией. Короли демонстративно отказывались участвовать в празднованиях, которые на юге Германии носили весьма ограниченный масштаб уже потому, что большинство работодателей не желали отменять рабочий день. В Дрездене вообще вместо Дня Седана отмечали годовщину битвы при Сен-Прива, в которой решающую роль сыграл 12-й саконский корпус, подчеркивая таким образом вклад Саксонии в общую победу.
Еще более скандальным оказался инцидент с саксонским кавалергардским полком «Гар-дю-Кор», который не придумал ничего лучше, чем выбрать для празднования своего 200-летнего юбилея 14 июня — день сражения при Фридланде. Саксонские кавалергарды действительно в ней отличились, только вот сражались они тогда на стороне французов против русско-прусской коалиции.
Но самой опасной тенденцией в Берлине считали инфильтрацию саксонской армии ганноверцами. После войны 1866 года королевство Ганновер было аннексировано Пруссией, но значительная часть не смирившейся с этим элиты оставалась верна изгнанной династии Вельфов. 71 ганноверский офицер перешел в саксонскую армию, чтобы не служить в прусской, и с тех пор обычай посылать своих сыновей в Дрезден прочно укоренился среди ганноверского дворянства. В 1878 году разразился громкий скандал, когда выяснилось, что в саксонском кадетском училище по просьбам курсантов из Ганновера со стен были сняты портреты портреты кайзера и кронпринца Фридриха Вильгельма. Бисмарк всерьез опасался, что мечтавшие о реванше ганноверцы создадут «точку сборки» в саксонском офицерском корпусе.
Еще в 1891 году Вильгельм II жаловался саксонскому военному атташе в Берлине (да, был и такой!) что молодые ганноверцы, родившиеся после 1866-го, должны были выработать хотя бы некоторую привязанность к прусской династии Гогенцоллернов и империи в целом. Вместо этого они предпочитают идти по стопам своих отцов и становиться саксонскими офицерами.
Если король Баварии сам назначал командиров баварских корпусов, то их соседям пришлось долго бороться, чтобы 13-й вюртембергский корпус возглавил уроженец королевства. И все же вюртембержцы продавили такое назначение. Правда, когда в феврале 1908 года этот пост занял герцог Альбрехт Вюртембергский, то приказ об этом был приурочен к дню рождения короля Вюртемберга, чтобы создать впечатление, будто речь идет о «подарке» одного монарха другому — пруссаки хотели сохранить лицо. Что касается южан, то их желания сформулировал вюртембергский король Карл: «Мы — швабы и хотим оставаться швабами».
Нового успеха баварцы добились в 1913 году, когда на должность командующего 4-й армейской инспекцией, объединявшей южногерманские корпуса, был назначен баварский кронпринц Рупрехт. Хотя в Берлине многие были убеждены, что превращение 4-й инспекции в наследственное владение мюнхенского двора — это «рецепт будущей катастрофы».
«Пусть провалятся к черту!»
Казалось, август 1914-го с ликующими толпами, высыпавшими на улицы немецких городов, опроверг все эти страхи. Такого единения Германия еще не знала и долго не узнает — до падения Берлинской стены.
Источник: Википедия
Однако за праздником всенародного слияния в крике «На Париж!» наступили суровые военные будни: солдаты, вопреки обещаниям, не вернулись домой ни к осеннему листопаду, ни к Рождеству, ни к следующему Рождеству. А между тем британская морская блокада делала свое дело — страна начала голодать.
Уже летом 1916 канцлер Германии Бетман-Гольвег предупреждал о «небывалом усилении баварского партикуляризма».