Pravda Komsomolskaya/Russian Look/Global Look Press
настоящий материал произведен и распространен иностранным агентом железновой м.м. 18+
Воевал на Украине, вернулся домой и убил соседа — такие новости выглядят пугающе, но, кажется, уже перестают удивлять. Действительно ли война делает людей жестокими и агрессивными? Как связаны войны и преступность? Надо ли ждать всплеска насилия после возвращения «новых ветеранов» домой? А если эти «ветераны» попали на войну из колонии, завербовавшись в ЧВК?! «Смыть преступление кровью» — в этом есть какой-то смысл или это только слова? Можно ли что-то сделать, чтобы предупредить послевоенный рост насилия, и по силам ли это российской полиции? «Мнения» обсудили это с криминологом, докторантом Университета штата Флорида Владимиром Кудрявцевым.
Republic: — Когда мы видим в новостях очередное сообщение вроде «мужчина вернулся со СВО и начал терроризировать село/напал на девушку/убил соседей/убил жену/подозревается в убийстве шестерых человек», то интуитивно нам кажется, что эти преступления — прямое следствие войны, результат того, что война приучает тех, кто в ней участвует, к насилию и жестокости, а потом вернувшийся с войны человек переносит эту привычку в мирную жизнь. С точки зрения криминологии это так и есть или тут какая-то другая связь между войной и преступлением?
Владимир Кудрявцев: — Это большая, сложная проблема. Война — это слом нормальной жизни, другие правила существования, ситуация, когда люди оказываются вынуждены прибегать к насилию или совершать те или иные действия, за которые они в условиях мирного времени были бы наказаны.
Если говорить в целом о том, связаны ли войны и преступность, то короткий ответ — да. Эту связь войны и преступности подтверждает вся история наблюдений, в нашем случае это весь XX век и четверть XXI века. Но эта связь неочевидная. Главное, что мы знаем из этих наблюдений — это то, что после окончания вооруженного конфликта (как правило, в промежутке спустя год-три после окончания) общества, участвовавшие в этом конфликте (и агрессор, и его жертва, и победители, и проигравшие), как правило, испытывали всплеск преступности, и не только насильственной (хотя про нее свидетельств меньше).
Есть классическая статья 1976 года американских социологов Дэна Арчера и Розмари Гартнер, где они проанализировали данные криминальной статистики за 1900–1970 годы по 110 странам (часть из них принимала участие в войнах, а часть (контрольная) — нет) и проверили несколько гипотез, которые объясняли бы связь войны и насилия. С тех пор их
вывод — что после войны в странах-участницах преступность растет — был много раз перепроверен и подтвержден. Но какого-то одного объяснения так и не появилось.
Одна из гипотез у Арчера и Гартнер была про ветеранское насилие — это как раз то, что в новостях выглядит как «ветеран СВО вернулся домой и убил соседа». Но тогда у них не было достаточного массива данных, чтобы ее проверить, хотя некоторые данные уже тогда ее не подтверждали — например, что после войны во Вьетнаме в США преступность выросла в том числе и в таких группах, которые точно в ней не участвовали, например, среди женщин.
А позднее исследователи обнаружили, что американские ветераны (американский материал лучше всего исследован, поскольку США со времен Второй мировой были вовлечены в довольно большое число войн и вооруженных конфликтов), в общем-то, в среднем не показывают какой-то повышенной склонности к совершению преступлений по сравнению с другими группами людей. Причем ветераны, попавшие на войну по призыву (в США вплоть до 1973 года была призывная армия), склонны к насилию меньше, чем ветераны, которые пошли на войну добровольно — что, видимо, объясняется самоотбором: по собственному желанию в профессиональную армию и на войну идут в некотором роде особенные люди, в том числе такие, у которых был выбор — пойти на войну или отправиться отбывать наказание (в США, особенно в прошлом, судьи иногда предлагали молодым людям такую альтернативу).
Другая гипотеза у Арчера и Гартнер похожа на объяснение, которое вы приводите — что война приводит к нормализации насилия в обществе в целом. Слабое место этой гипотезы в том, что ее очень сложно проверить ретроспективно. Допустим, вы спрашиваете у вернувшегося с войны убийцы — ты зачем соседа убил? Допустим даже, что он вам скажет — насмотрелся военной пропаганды по телеку, озлобился. Может, это правда, может, это вы ему такой ответ подсказали, может, он на ходу что-то придумал.
Мое личное непроверенное предположение — что дело в демографии, в том, что называется «кратковременные демографические изменения».