Шествие изгнанников с бывших окраин Третьего рейха, в руках — символика родных земель. Северный Рейн — Вестфалия, 1959 год

Шествие изгнанников с бывших окраин Третьего рейха, в руках — символика родных земель. Северный Рейн — Вестфалия, 1959 год

Фото: Wikipedia / Dieter Seliger

Исторические даты. Насчёт их важности часто иронизируют школьные учителя, но во многом именно эти цифры служат сваями для наших представлений о прошлом. Все знают: в 1945 году немцы проиграли войну и потеряли свою монструозную империю. Многие вспомнят, и что уже в 1949 германских государства стало сразу два — на политической карте появились такие непохожие ФРГ и ГДР. У каждой из республик началась своя жизнь. И вереница новых дат, будь то антикоммунистическое восстание восточных немцев в 1953 году, строительство Берлинской стены в 1961 или поездка западного канцлера Вилли Брандта в Варшаву в 1970, уносит нас вдаль, к концу Холодной войны и долгожданно-неожиданному воссоединению страны. Между тем, 1945–1949 годы в германской истории так и остались не то разломом, не то слишком жирной разделительной чертой.

Ни немцы, ни иностранцы вспоминать этот странный период никогда не любили. Германия, которая ещё пару лет назад видела себя повелительницей планеты, превратилась в заруиненный мир постапокалипсиса. Эту нацию ненавидело чуть ли не всё человечество (и вполне обоснованно), но державы-победительницы проявляли внимания к её будущему едва ли не больше, чем сами немцы. Тех куда сильнее волновало, как бы незаметно украсть угля, выгодно поспекулировать на чёрном рынке и удачно отделаться от комиссий по денацификации.

Миллионы бывших граждан «Тысячелетнего рейха» на несколько лет превратились в хаотичную массу. Их, кроме стремления физически выжить, объединяло разве что упрямое нежелание считать себя соучастниками гитлеровского режима; даже напротив, немцы после войны ощущали себя его главными жертвами. Как в итоге этим дезориентированным людям удалось не просто выстоять, но и прийти к процветающей экономике, демократическому государству и осознанию своих исторических ошибок?

Страна разжалованных сверхчеловеков

В начале 1945 года Урсуле Вуллендкорт из Восточной Пруссии исполнилось 16 лет. Для её семьи, как и миллионов других немцев, грядущее окончание войны означало крах привычных порядков и конец не самого приятного, но единственно знакомого мира.

Вуллендкорты жили в прусском селе Марктхаузен (Попелькен), сейчас это посёлок Высокое в Гурьевском районе Калининградской области РФ. Отца мобилизовали в вермахт, главой семьи пришлось стать матери Урсулы. Та сама научилась управлять животноводческой фермой, но в январе 1945 местный бургомистр приказал всем жителям спешно готовиться к эвакуации на запад — в Пруссию уже входила Красная армия.

Немецкие беженцы, 1945 год

Фото: Bundesarchiv, Bild 146–1985–021–09

Кругом царили паника и неразбериха. Немецкие солдаты не столько помогали соотечественникам, сколько пытались присвоить себе их пожитки. А на горизонте уже давала о себе знать советская артиллерия. Вуллендкорты всё же добрались до Пиллау (Балтийска), где очередной авианалёт противника застал их врасплох: в воцарившемся хаосе мать и дочь потеряли друг друга из виду.

Урсула продолжила путь одна. Девушку посадили на корабль, и капитуляцию рейха она встретила уже на датском Борнхольме. Оттуда беженку вместе с товарищами по несчастью перевезли в шлезвигский Эккенфёрд, на самом севере Германии. Вокруг вроде жили такие же немцы, но пришлым не был рад никто. Шлезвигцы воспринимали гостей как чужаков, «поляков». В комнатке, где Урсулу поселили вместе с несколькими другими беженцами, хозяева демонстративно убрали всю мебель и скрутили лампочки.

Прежние разглагольствования НСДАП про единое «расовое сообщество» немцев ушли вместе с самим гитлеровским режимом.

Чёрствость жителей Эккенфёрда возмущала британских солдат, в чью зону контроля входил северо-запад Германии. Однажды оккупанты построили горожан у церкви и пригрозили отбирать жильё у тех, кто будет и впредь третировать переселенцев. Сработало так себе. Порой Урсула слышала, как эккенфёрдцы втихомолку сокрушались, мол, большевики и западные союзники потопили слишком мало пароходов с «поляками» — теперь от этого сброда проходу нет.

«Послевоенная одиссея Урсуллы Вуллендкорт с её успехами и горькими разочарованиями похожа на судьбы многих […]. То самодовольство, с которым Западная Германия в 1960-х годах хвасталась "интеграционным чудом", потускнело благодаря исследованиям последних лет. Многие немцы вели себя с соотечественниками-переселенцами не лучше, чем с иностранными рабочими в годы войны. Здесь, впрочем, можно утешиться, что их эгоизм не был продиктован расизмом».

— Харальд Йенер, германский историк

Но не все окружающие вели себя столь токсично. Параллельно работала нехитрая взаимопомощь, прежде всего, сарафанное радио. В 1945–1946 годах Урсула благодаря вовремя подхваченным слухам нашла и всё-таки выбравшуюся из Пиллау мать, и выжившего на войне отца — тому повезло вернуться с фронта, пусть и на костылях. Воссоединившиеся Вуллендкорты вновь занялись сельским хозяйством, сменив как арендаторы несколько ферм в разных землях ФРГ. В 1967 году их дочь вышла замуж. В 1990-х уже немолодой Урсулле повезло побывать в родных местах, ставших частью совсем другого государства.

Лагерь для немецких беженцев на датском острове Обенро, февраль 1945 года

Фото: Bundesarchiv, Bild 183–1990–0927–501 / Krämer / CC-BY-SA 3.0

Судьба Вуллендкортов, если судить по меркам послевоенной Германии, история со счастливым концом. В годы «нулевого часа» слишком многие семьи распадались, а ещё больше мужчин попросту не вернулось с войны. Залогом выживания в равной мере становились как умение приспособиться, так и упорный труд. За этими хлопотами годы жизни при Гитлере забывались сами собой. Для слишком многих немцев, щеголявших в обносках посреди развалин, абсурдом выглядела сама постановка вопроса, что они несут вину за что-либо.