Изображение банкета с древнегреческой вазы.

Изображение банкета с древнегреческой вазы.

Gianni Dagli Orti / The Art Archive / The Picture Desk / AFP / East News

Управляющая фондом GEIST Movchan's Group Елена Чиркова продолжает свои ⁠рассказы об экономике в литературе анализом древнегреческих текстов, которые содержат ⁠отсылок к экономике гораздо больше, чем можно было бы предположить. Текст в открытом доступе.

Я не люблю «сталинскую пятичленку» (сведение экономических формаций человечества к пяти: первобытно-общинному, рабовладельческому, феодальному, капиталистическому строю и коммунизму). Однако надо признать, что рабовладельческий строй существовал, хотя долгое время многими историками это отрицалось: говорили, что рабов было не много, а экономический уклад Древней Греции описывался как мелко-товарное производство.

Актуальное понимание того, что происходило в Древней Греции, все же состоит в том, что был рабовладельческий строй: рабов было очень много и их функции в экономике не были вспомогательными. Один из авторов «Кембриджского путеводителя по экономике Древней Греции» (The Cambridge Companion to the Ancient Greek Economy) видит свидетельства наличия рабов даже в самом раннем письменном художественном тексте — «Трудах и днях» Гесиода. Он обращает внимание на два момента: на совет Гесиода землевладельцу появляться в имении на тридцатый день каждого месяца для контроля сделанного и распределения довольствия. (Только не ищите эти фразы в русском переводе: там не рабы, а домочадцы, не контроль, а обучение, не распределение довольствия, а дележка припасов.) То, что владелец рабов, навещает их редко, трактуется как свидетельство того, что он жил в городе, а рабы работали на «фазенде», куда было далеко добираться. Второй момент — Гесиод говорит, что за стадом должна идти не жена, а «покупная женщина». Покупная женщина — это рабыня.

«Продай, продай нас!»

Изобретение денег не только дает толчок развитию экономики, но и усиливает неравенство. Постепенно уходит в небытие общинная собственность на землю, происходит концентрация земли и создаются крупные латифундии. Владельцы мелких наделов в случае неурожая все чаще залезают в долги. Если они закладывают под кредит свой участок, то в качестве «процентов» могут отдавать до 5/6 урожая, а Глоц даже пишет о 5/6 ровно, без всяких «до». Он связывает трудности с расплатой по кредиту с низкой стоимостью сельскохозяйственной продукции в VI веке до нашей эры. Так, за одну драхму можно было купить около 42 кг зерна или одного барана, за пять — буйвола. При этом ремесленные товары стоили дорого.

Несправедливую дележку урожая между крестьянином и его кредитором Глоц объясняет очень высокими процентными ставками по кредитам, а их в свою очередь — тем, что в основном кредиторы финансировали морскую торговлю, которая была очень прибыльной. Дело, конечно, не только в прибыли, но и в том, что риски там были гораздо выше. Для меня это открытый вопрос, почему морская торговля определяла ставки для крестьян, это возможно только, когда в стране капитала не хватает. Ведь риски кредитования земледелия сильно ниже. Там кредит обеспечен хорошим залогом — землей, в отличие от корабля, который в те времена был залогом плохим, он просто мог не вернуться из плавания. Кроме того, помимо земли, крестьянин закладывал себя и свою семью. Это что-то типа поручительства, что делает обеспечение по кредиту еще лучше. Кредитный договор по своей юридической форме был больше похож на договор «репо» — договор продажи земли с правом обратного выкупа, которое переставало существовать в определенный день. Если семья не могла выплатить проценты сполна, то теряла землю и ее члены становилась рабами кредитора. Большую часть рабов продавали в дальние земли, часть крестьян оставляли обрабатывать участки, которые богачи так консолидировали.

Да и в греческих городах, кроме Фив, в рабство родители могли продать и жен, и детей. Для бедного крестьянина продажа членов семьи в рабство было последним шагом перед тем, как самому оказаться рабом. В комедии Аристофана «Араханяне» (425 г. до н.э.) пришедший на афинский рынок крестьянин Дикеополь продает двух своих дочерей. Причем с их согласия. Он говорит:

Афинский рынок, радость ты мегарская!

Мы по тебе скучали, как по матери.

Ну, дочери, отцово наказание,

Ищите хлеба, может, где и сыщете.

Послушайте, не скажут ли желудки вам,

Что лучше — быть голодной или проданной.

А дочери отвечают: «Продай, продай нас!»

Правда потом отец решает продать их не как рабынь, а как молодых поросят, а для этого сажает в мешок, на руки нацепляет копытца, а на лица — пятачки. Видимо, так выгоднее. Сбыть дочерей удается недорого — за мерку соли и связку чеснока.

Продажей в рабство любили заниматься и богатые, чтобы наследство делить между меньшим числом наследников.

Эта практика решает ту же задачу, что и майорат — передача недвижимого имущества по наследству одному старшему наследнику мужского пола с целью предотвращения дробления имущества, практиковавшийся позднее в Европе. В Древней Греции майората не было, и Глоц считает это фактором, способствовавшем развитию демократии: богатство не концентрируется в небольшом количестве рук.

Третьим классическим источником рабов были войны — рабами делали пленных. Иногда в плен брали всех, иногда, боялись, что мужчины восстанут, поэтому защитников покоренного города мужского пола убивали, а женщин и детей угоняли в рабство. Для своего времени пленение проигравших было прогрессивной практикой. В древние времена практиковалось съедание побитых врагов в поджаренном виде. Обычно рабами делали не греков, а, например, персов или варваров, древнегреческая мораль полагала, что грек рабом быть не должен. Со временем это изменилось, и греки стали брать в рабство греков.

В «Агамемноне» Эсхила, где речь идет о захвате Трои, Клитемнестра, жена царя Агамемнона — царя Аргоса и предводителя греков в Троянской войне — по поводу падения Трои замечает: «граждане свободные рабами ныне стали, схоронив родных». Были ли троянцы, если они существовали, субэтносом древних греков — открытый вопрос. В пользу того, что да, говорит факт, что они поклоняются тем же богам, что и завоевавшие их ахейцы, и понимают их, то есть говорят на одном языке. Но есть и другие версии.

Еще одним источником рабства были набеги и пиратство, захват заложников и угон их в рабство. Эту тактику греки практиковали на юге России и на севере Балкан.

Работорговец мог сделать раба из найденного у дороги выброшенного ребенка, но это происходило редко: детей выбрасывали, потому что кормить до трудоспособного возраста было не выгодно и, соответственно, растить раба тоже. И, наконец, дети рабов были рабами. Однако это был самый непопулярный способ пополнения контингента рабов. Глоц отмечает, что шансы выжить у ребенка были больше, если отцом был хозяин рабыни.

Превратиться в рабов через механизм долгового рабства угрожало большей части населения Афин, если бы не реформы Солона (594/593 г. до н.э.), который не только сделал свободными афинян, попавших в рабство к согражданам, и вернул им их заложенные когда-то участки, но нашел и выкупил за государственный счет рабов, проданных в другие страны. Солон запретил отдавать тело человека в залог при подписании кредитного договора, заявив, что человеческое тело — неотторжимое основание его достоинства (об этом пишет тот же Глоц).

Однако рабов все равно было много, потому что греки постоянно воевали и все время кто-то оказывался в рабстве. Так, считается, что в Афинах V в до н.э. проживало около 400 тыс. человек, из которых граждан и членов их семей, то есть свободных жен и детей афинян-граждан, около 130 тыс., свободных неграждан, приехавших из других полисов, — около 70 тыс., а рабов — 200 тыс.

Иными словами, половина населения была рабами.

Перечислять упоминания о рабах в древнегреческой литературе не хочется, потому что они есть в каждой трагедии или комедии. У Аристофана в «Птицах» даже действует птица-раб. Приведу только один пример упоминания рабов, который интересен с точки зрения развития общественной мысли вплоть до XX века. В «Женщинах в законодательном собрании» женщины, получив власть в городе, решают создать в Афинах что-то вроде утопического общества, основанного на принципах социализма. Собственность обобществляется, блага распределяются по принципу «по потребности». Идея кажется абсурдной, особенно с точки зрения обобществления и мужчин, и женщин как сексуальных объектов, но на вопрос о том, кто же будет возделывать поля и откуда возьмется хлеб, если стимула работать и богатеть не будет, ответ есть: «Рабы!». Рабы, конечно, не граждане, как и многие свободные жители Афин — таких называли митеками, и плюшки социализма не для них. Митеки не могли участвовать, например, в раздаче хлеба, не говоря уже о том, чтобы владеть землей.

У Аристофана весьма точное указание на то, что рабы будут возделывать пшеницу (большая часть которой на самом деле в его времена уже импортировалась), чтобы был хлеб. На американском континенте рабы в основном использовались в больших латифундиях, где производились сахар и хлопок, культуры трудозатратные, но не требовавшие кропотливого труда. То же самое в Древней Греции: за оливковыми рощами и виноградной лозой обычно следили сами крестьяне-владельцы участков. Рабы в небольшом количестве использовались на выращивании пшеницы, в ремесленных мастерских — например, оружейных и гончарных, на строительстве храмов и на рудниках, где добывалось серебро или железо. И, как и везде, где было рабство, были домашние рабы. Поскольку крупных производств не было, то не было и концентрации рабов в одном месте, а следовательно, и восстаний.

Современные ученые считают, что рабство было одной из важнейших причин падения древнегреческой цивилизации. В частности, оно тормозило развитие науки, а с ней и вооружений. Раб — очень дешевая рабочая сила. Зачем инновации, если есть рабы?

Кому — война, а древним грекам — мать родна

Традиционно считается, что помимо рабовладельческого строя был и второй основной фактор падения Древней Греции — раздробленность греческих городов, так и не сумевших объединиться в одно государство, чему способствовала география — гористая местность и неплохая защита каждого отдельного полиса от врагов. Но можно считать, что Александр Македонский Грецию объединил, а в Древнем Риме тоже были рабы, поэтому данное объяснение выглядит недостаточным. Однако есть еще один мощный фактор. Это перманентная война, которую вели греческие города между собой, которая, конечно, является следствием раздробленности.

Американский экономист, социолог и антрополог Карл Поланьи в эссе «Аристотель открывает экономику» утверждает, что на ранних этапах становления древнегреческой цивилизации война могла иметь положительные последствия для развития экономики. Так, он пишет, что сначала греки ходили в завоевательные походы на короткие расстояния — на такие, чтобы на пропитание хватало мешка с лепешками, захваченными воинами из дома. Затем стали ходить на более длинные. Если греки шли (обычно морем) через недружественные территории, то столовались за счет поборов с местного населения. Но греки решительно не хотели ущемлять местных, если путь лежал через дружественные или нейтральные территории. В этом случае за войском плыли корабли с продовольствием, своего рода морской обоз. Это были частные, то есть не армейские и не государственные корабли. Войско же везло с собой деньги. По мере надобности продовольствие закупалось у «маркитантов». Так постепенно развилась торговля, которая стала международной.

Прав ли здесь Поланьи — вопрос. Зародыши мировой экономики встречаются еще в Бронзовом веке, т.е. в XIII-XII вв. до н.э. Это и олово из Корнуолла, найденное в Леванте, и афганский лазурит, применявшийся при отделке внутренностей египетских пирамид, и микенские амфоры в Вавилоне. Уже на ранних стадиях Железного века, в VIII-VII в. до н.э., греки импортировали соль и золото с территории нынешней Болгарии и пшеницу с территории современной Украины. Но все это торговля не за деньги. Глоц утверждает, что когда греки торговали между собой, то каждый полис требовал, чтобы приплывший корабль с товаром обратно тоже что-то доставлял. Если говорить о торговле с классическими денежными расчетами, Поланьи, возможно, прав.

Однако негативное влияние войны на экономику все равно перевешивает. Война стала постоянной не сразу, а во второй половине V в до н.э.,

ближе к временам Перикла, который с небольшими перерывами фактически стоял во главе Афинского полиса с 461 г. до н.э. до своей смерти в 429 году. Очень кровопролитной и экономически изматывающей была серия конфликтов, которые позднее историки назвали Пелопоннеесской войной (431–404 до н.э.). Воевали Делосский союз во главе с Афинами, с одной стороны, и Пелопоннесский союз под предводительством Спарты — с другой. Все комедии Аристофана написаны в период Пелопонесской войны, а поэтому отражают экономическое положение Афин в военное время.

В Древней Греции верховодили Афины, собирая дань с греческих городов, якобы на совместную оборону от варваров и персов. Один из героев «Ос» Аристофана, который работает судьей и получает полдрахмы в день, считает свою зарплату очень маленькой — он якобы «поедает объедков остатки». «Оборванцев голодная стая получает из урны свой скудный обед, и погрызть-то ей нечего даже». Герой пускается в рассуждения о том, почему судьям могли бы платить больше: бюджет Афин ломится от денег, потому что получает подати «ото всех городов». (А еще бюджет пополняется за счет налогов, двухпроцентного дохода с привоза, то есть импортной пошлины в 2%, дохода «с базаров, с суда, рудников, пристаней, да с аренд и за счет конфискаций».) В какой-то момент греческие города перестали это терпеть, и Афинам пришлось почти постоянно воевать против своих собратьев. Особенно досаждала Спарта.

Огусударствление экономики и зародыши социализма

Когда набеги Спарты стали постоянными, афинские крестьяне, жившие за стенами города, пришли в сам город, бросив свои участки. В «Арахнянах» Аристофана крестьянин жалуется, что он лишился волов, которых «из-под Филы увели беотяне» (жители центральной Греции). Крестьяне оказались люмпен-пролетариатом, который нужно было кормить. Параллельно рабы вытесняли свободных ремесленников из ремесленного производства, и те тоже становились люмпенами. Их тоже нужно было как-то кормить и поддерживать.

Перикл придумал пару вещей. Он стал платить за выполнение общественных функций. Связано это было в том числе и с уклонением граждан от их выполнения, хотя раньше они исполнялись весьма охотно без всякого вознаграждения. Он начинает выплачивать зарплату судьям, архонтам (высшим должностным лицам) и военным и даже оплачивать работу членов Совета пятисот (совещательного совета). Но оплату пока не получают те, кто заседает в народном собрании, потому что Перикл считает это общественным долгом. Она появится позже. Плата в зависимости от органа разнилась. Где-то была такая, чтобы худо-бедно выживать (один обол в день), а где-то весьма достойной: четыре обола в день членам магистратов, пять — членам Совета пятисот, а заседали последние круглогодично. В «Осах» Аристофана (422 г. до н.э.) сообщается, что судьи получают по три обола в день, но штраф за опоздание на заседание составляет 100%.

Судей назначили аж 6000 из примерно 20 тыс. граждан мужского пола, которые имели право быть судьями. Обслуживать они должны были только половину населения Афин или около 200 тыс. человек, потому что рабы людьми не считались и судиться не могли. И все равно это была очень большая пропорция — один судья на 33 человека. Чтобы оправдывать содержание такого количества судей, нужно было много судебных дел. Поэтому поощрялись доносы.

Афины превратились в город доносов. Сократ пал жертвой этой системы.

В более поздней комедии Аристофана «Женщины в законодательном собрании» уже возникает тема оплаты за участие в законодательном собрании. Сюжет комедии в том, что женщины, позаимствовав одежду своих мужей и нацепив бороды, приходят в собрание, где и захватывают власть. Люди еще помнят времена, когда «никто не посмел бы родимой стране служить и денежки класть в карман». А теперь выкладывай участнику собрания «три грошика (это те же три обола — Е.Ч.), словно служили не городу, а глину месили». Муж одной из героинь, оставшись без одежды и обуви, опаздывает и не получает свои «три грошика».

Сражавшиеся в войнах моряки получали сначала три, а затем два обола в день, гоплиты — пешие солдаты — целых шесть в дальних походах, при этом им еще и компенсировали затраты на еду, которую они должны были приносить с собой. То же самое касалось и всадников на собственных лошадях — им и их коням теперь полагалось довольствие, а поэтому эту функцию смогли выполнять не только богатые. Начиналось все с чего-то типа пенсий по достижении определенного возраста, но постепенно стали платить всем (то же самое и в отношении судей).

Экономиста, конечно, интересует, много это или мало — три обола или половина драхмы. К сожалению, цены в древнегреческих пьесах упоминаются редко. В «Лягушках» Аристофана прожорливый Геракл крадет в мясной лавке 25 кусков говядины по три обола каждый, но мы не знаем, насколько велики эти куски. В его же «Плутосе» (408 г. до н.э.) любовник старой женщины клянчит у нее 20 оболов на гиматий — это верхняя одежда в виде прямоугольного куска ткани — и восемь — на сандалии. Получается, что за участие в 20 заседаниях можно купить что-то типа пальто. Покупательная способность денег в Древней Греции хорошо задокументирована историками, но в мы в это углубляться не будем, тем более что она зависит от времени — инфляция была изрядной. Кому интересно, в IX главе книги Глоца можно найти много разных данных касательно зарплат в зависимости от профессии и цен товаров.

Плата за выполнение общественных функций, с одной стороны, — форма проявления представительской демократии, ведь решения принимаются коллегиально и большим числом голосов, с другой — разновидность римского принципа «хлеба и зрелищ», то есть бесплатной раздачи базовых благ гражданам.

Регулярные выплаты гражданам стали по своему экономическому функционалу пособиями по безработице, что создавало стимулы оставаться безработным, сковывало экономическую инициативу и тормозило развитие экономики.

Одним из способов бороться с бедностью в Афинах была колонизация соседних территорий. В колониях земли раздавались бесплатно. Однако многие, получив там землю, продавали ее и возвращались в Афины с капиталом, где его проедали, вновь становясь бедными.

Вторая придумка Перикла состояла в том, что он ввел кейнсианское стимулирование экономики. Бедный люд сгонялся на строительство общественных сооружений, и Парфенон был построен именно так. Так что Греция в период расцвета культуры одновременно и Греция начала ее конца. Также начались частые раздачи хлеба, совсем как позже в Древнем Риме. Со временем, поскольку экономика нищала, они становились все более скудными.

По сути, экономика огусударствилась как с точки зрения пополнения бюджета (сбор дани), так и с точки зрения производства благ (за счет бюджета). В этой ситуации достаточно было поднести спичку к огню, то есть Афинам проиграть войну — после этого им не будут платить дань — как она рухнула и народ полностью обнищал.

Аристофан, иронизируя над женщинами в законодательном собрании, которые хотят ввести коммунизм и обобществить и мужчин, и женщин, не выдумал все это из головы, а просто логически продолжил, экстраполировал реальную тенденцию, приправив гротеском. Тема равного распределения, видимо, была столь больной, что она возникает и его в комедии «Плутос». Плутос — это бог богатства. А что, если он придет и одарит всех? Но кто тогда захочет ковать железо, тачать сапоги, стоить корабли, делать колеса, выделывать кожу, или «плугом разрезавши лоно земли, собирать урожаи Деметры»? У всех будут деньги, но люди не будут спать на кроватях — их перестанут делать, да и на коврах — их не соткут, у невесты не будет «пестроцветного» свадебного платья, ее нельзя будет умаслить благовонными маслами. И что за радость будет быть богатым, если он лишится всех радостей? И это говорит героиня пьесы по имени Бедность — именно она сидит у ремесленника в доме и принуждает его бедностью и нуждою к труду.

В IV веке войны не заканчиваются — скорее наоборот, и экономика Афин деградирует все больше.

На традиционных рынках сбыта начинают производить то, что раньше закупалось в Афинах, а это в первую очередь амфоры. С одной стороны, научаются: лепка посуды из глины — не хайтек. С другой стороны, рынок в Пирее, порту Афин, хиреет, поскольку морские подходы к нему небезопасны.

Это констатирует Ксенофонт (430–354 г. до н.э.) в трактате «О богатстве» (355 г. до н.э.). В этих условиях, как мы уже упоминали, Ксенофонт призывает сделать ставку на разработку кажущихся ему пока не истощимыми серебряных рудников и экспорт серебра. Существенная часть анализа разумности такой стратегии посвящена тому, насколько надежно защищены рудники от вражеских набегов. Ксенофонт считает, что да — рядом с каждым крепость. Конечно, проще защитить пару рудников, чем всю территорию, где может вестись сельское хозяйство. В условиях войны добыча серебра становится своего рода ресурсным проклятием Афин.

Впоследствии эта бизнес-модель будет повторена Испанией, которая откроет Латинскую Америку и будет экспортировать оттуда в Европу золото и серебро в ущерб развитию других отраслей экономики. Один из авторов «Кембриджского путеводителя по экономике Древней Греции» утверждает, что Афины начали испытывать трудности с добычей серебра в своих рудниках уже с 413 года и вынуждены были переплавлять золотые украшения из своих святилищ и выпускать медную посеребрённую монету.

Афины, как и вся Древняя Греция, уже в 335 г. до н.э. будет завоевана (объединена) македонским царем Александром, который в результате своих походов создаст огромную империю, но та продержится недолго, всего лишь до его смерти в 323 году.