Москва, стадион "ВТБ Арена", 21 марта 2024 года. Режиссер Эмир Кустурица на товарищеском футбольном матче Россия-Сербия
Bulkin Sergey/news.ru/ Global Look Press
«Как — вы не знаете, кто такой Кустурица?! Вы шутите?! Кустурица — новая звезда, надежда мирового кинематографа, скоро главные звезды киноиндустрии будут выстраиваться к нему в очередь, мечтая сняться. Немедленно идите и смотрите «Помнишь ли ты Долли Белл»!» Шел 1981 год. Югославский режиссер, 26-летний Эмир Кустурица получил на Венецианском фестивале сразу несколько крупных призов, включая приз за лучший дебют. От фильма «Помнишь ли ты Долли Белл?» о взрослении югославского парня веяло свежими, какими-то пока чуждыми, несоциалистическими ветрами, и не родившийся еще в то время лозунг «Мы ждем перемен!» только и ждал момента, чтобы вылупиться и начать реализовывать себя. До СССР фильм тогда не дошел — перестройка еще даже не маячила на горизонте.
Пройдет время — и обещание поклонников раннего Кустрицы сбудется стопроцентно. Звезды мирового кино будут выстраиваться в очередь, чтобы сняться у этого лохматого странного режиссера, чье горячее творчество вскружило головы самым холодным экспертам, не говоря уж о зрителях.
А через четыре года произойдет и вовсе невиданное событие — 30-летний Эмир станет обладателем «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля за фильм «Папа в командировке». Этой картиной молодой Кустурица разговаривал с минувшей эпохой репрессий, пытаясь с помощью главного героя отрефлексировать послевоенное наследие Тито. Мы видим Югославию 40-х — 50-х глазами мальчика, папа которого все время якобы уезжает в командировки, а на самом деле проводит время у любовниц. Одна из них, обиженная на возлюбленного за нежелание жениться на ней, доносит на отца героя…
Умение Кустурицы рассказывать о трагедии с мягким, особым балканским юмором повергло души членов каннского жюри-85 в неописуемый восторг. Критики тогда расхваливали Кустурицу на все лады, объясняя, что ему, молодому, наглому, кудрявому, удалось оживить скучное европейское кино, придав тому неожиданный молодой блеск и задор. Правда, объявлять европейское кино, в котором вовсю трудились Бергман, Феллини, Антониони, Жан Ури, Кесьлевский, Триер, скучным было несколько преждевременно, но что только не объявишь в восторженном угаре ради возвышения одного за счет других.
https://www.youtube.com/watch?v=Rmkf6zmxHs8
«Папе…» в СССР не повезло так же, как и «Долли Белл». Перестройка еще не раздухарилась, и фильм сочли косвенно антисоветским — осуждение репрессий еще было не в чести. К тому же в картине бурлила такая сочная жизнь, и так она лилась прямо с экрана, словно не обращая внимания на репрессии, и столько было в ней обнаженной натуры и секса, что даже вплотную подобравшаяся к нам перестройка еще не могла все это переварить.
Да и сам молодой Кустурица был таким же, как его фильмы: он напоминал перебродившеее тесто, которому тесно в жбане, его распирает жизнь, ему хочется наружу, вперед, направо, налево, назад, по диагонали — куда угодно, лишь бы не на месте, и непременно с песнями, плясками, громкой любовью и шумными страданиями. Наверняка такое ощущение себя в мире и мира в себе — еще из детства, из простецкого района Сараево, где закалялась сталь кустурицевского характера, из его боснийско-сербской семьи. Глава семьи, Мурат, работал в Министерстве информации и часто разъезжал по стране (не отсюда ли кое-какие ассоциации повзрослевшего Эмира в «Папе…»?) — тогда еще большой общей Югославии. Мурат крепко дружил с алкоголем, но в семье это никого не напрягало — дружба была очень спокойной и веселой. Эмиру вообще в детстве было вольготно — тут улица и друзья, там большая шумная семья. Позже это счастье солнечного детства и ранней юности будет прорываться во все его фильмы.
Отец был убежденным коммунистом, и Кустурица по сей день говорит об этом с гордостью. Отец во многом определил будущее левачество сына, и увлечение Кустурицы-младшего Че Геварой, его дружба с Фиделем Кастро, его любовь к СССР и неприятие распада Югославии — безусловно, влияние отца. Ни отец, ни сын так и не поняли, что первый тем самым невольно сослужил второму неважную службу, отчасти обеспечив ему ранний творческий кризис. Но ранний Кустурица — он оттуда, из небезопасного района, из шайки местных дворовых ребят с натруженными в драках кулаками, из раннего увлечения вином, из бесконечных общих розыгрышей, от которых хохотали всем районом…
Скорее всего, это было довольно обычное детство, но неугомонный характер Эмира дорисовывал себе его картины красками, которых ему не хватало во взрослом мире. Он всегда был фантазером, парящим над реальностью.
Правда, совсем ранние его фильмы как раз строились больше на социалистическом реализме, чем на каком бы то ни было еще. И наименование «югославский (или балканский) Феллини», которое довольно быстро приклеилось к Кустурице с чьей-то нетвердой руки, имело к нему так же мало отношения, как Феллини, скажем, к братьям Люмьер. Но наблюдатели любят сравнения.
