В минувшую пятницу, 18 апреля, Совет по внешней и оборонной политике провел в культурном центре ЗИЛ встречу «Может ли Запад отказаться от российского сырья и как санкции против России скажутся на экономике?». Эксперты поделились соображениями относительно того, есть ли у Запада возможность полностью игнорировать Россию как поставщика или серьезно сократить импорт нефти и газа из нашей страны. Slon приводит выступления участников дискуссии в сокращении.
Федор Лукьянов, председатель президиума СВОП, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике»
Раньше было трудно представить, что применительно к России – постоянному члену Cовета безопасности ООН, председателю «большой восьмерки» – в мире будет обсуждаться тема введения удушающих санкций, принуждающих страну изменить свою политику. До сих пор такого рода действия были возможны в отношении стран пусть существенных, но совершенно другого калибра. Даже Иран, который в данный момент находится в схожей санкционной ситуации, это все же другой уровень. Конечно, современная политика во многом состоит из риторики и обмена страшными сообщениями, поэтому не все надо воспринимать буквально. С другой стороны, за 25 лет, прошедших после окончания холодной войны, все значительно разболталось, и то, что ранее было невозможно, сейчас вполне допустимо. Уже какая-то часть символических санкций была введена. Вполне вероятно, что мы прибудем к ситуации и реальных санкций. Меры по ограничению не требуют решения конгресса, парламента или формального рескрипта. Я думаю, что гораздо серьезнее принятие неформального внутреннего решения о том, что Россия относится к неблагоприятной категории. Далее начнутся целенаправленные шаги по ее отсечению. Политически это возможно, я не исключаю, что неформально такие решения уже где-то принимаются. А вот на практике страна нашего калибра еще не была под воздействием такого рода санкций.
Ярослав Лисоволик, руководитель аналитического департамента Deutsche Bank
Ситуация сейчас серьезно отличается от той, что была во времена холодной войны. И отличие в том, что с торговой, инвестиционной и финансовой точек зрения Россия достаточно серьезно интегрирована в мировую экономику. Следовательно, возникают эффекты взаимозависимости, которые несколько затрудняют использование санкций, в том числе со стороны западных стран. Я бы сказал, что скорее в финансовой сфере интеграция России пошла дальше, чем во многих других аспектах, и в этих условиях эскалация санкций на секторальный общеэкономический уровень имеет последствия не только для России, но и для наших ключевых контрагентов, и одним из них – с точки зрения финансов – является Европа.
Какие санкции хуже, а какие лучше? В какой-то степени пытался ответить на этот вопрос Игорь Шувалов, когда говорил, что есть формальные и неформальные санкции. Неформальные связаны с тем, что их постоянно обсуждают, таким образом нагнетая напряженность вокруг российской экономики. Это само по себе генерирует отток капитала, создает потери для нашей экономики. Они могут возрасти в зависимости от политической ситуации, но это та призма, через которую многие начинают оценивать макроэкономическое воздействие санкций на экономику. Всемирный банк, рейтинговые агентства и большинство наших инвестиционных банков смотрят на то, насколько различные степени внедрения санкций могут привести к оттоку определенного количества капитала и каким образом это сказывается на падении экономического роста и на динамике рубля.
Что касается сравнения с Ираном, то изначально Иран находился в другой ситуации, и использование санкций по отношению к данной стране было несколько легче. Его экономика по многим критериям менее интегрированная. Когда вводятся такого рода санкции, потери стран, их вводящих, заведомо несущественные. Если посмотреть на такой критерий, как открытость экономики, у Ирана уровень импортного тарифа сейчас более 30%, это один из самых высоких показателей среди развивающихся стран. С торговой точки зрения это очень закрытая, слабо интегрированная экономика, и я думаю, что не совсем корректно сопоставлять нашу ситуацию с иранской.
Татьяна Митрова, начальник отдела нефтегазового комплекса России и мира Института энергетических исследований Российской академии наук (ИНЭИ РАН)
Воспринимать всерьез то, что американцы договорятся с Саудовской Аравией и обрушат цены, тем самым поставив Россию в затруднительное положение, а также вариант со сланцевой нефтью довольно сложно, потому что есть другие, более опасные для нас варианты.
История о том, что США сговорились с Саудовской Аравией и грохнули цену на мировую нефть, в результате чего Советский Союз лишился поступлений в твердой валюте, очень упрощена относительно того, как развивалась ситуация на нефтяном рынке. Саудовская Аравия в тот период проходила процесс трансформации, и СССР ее не очень интересовал. Они сами пострадали от падения цен на нефть.
Можно ли залить мир нероссийской нефтью? Будь то сланцевая нефть или нефть тех производителей, которые пока на рынке представлены очень скудно, таких как Иран, Ирак или многообещающая Бразилия. Даже в самом лучезарном сценарии, когда все инвестиционные проекты реализуются в срок или Иран полностью освобождается от санкций, уронить цены можно где-то на 9–10 долларов за баррель. Если снизить их сильнее, то первый, кто пострадает, – это североамериканские производители. Добывать сланцевую нефть при цене ниже 80 долларов за баррель неэффективно. Даже выпуская на рынок Иран, США достаточно прилично сокращают рыночную нишу для своих собственных производителей. Достаточно сильно изменилось предложение в мире за последние 30 лет, и дешевой нефти в неограниченных объемах нет. Удержать цены на низком уровне в течение более или менее заметного периода времени просто не получается, несмотря на заявления о реализации нефти из американских хранилищ. На самом деле те объемы, которые там находятся, крайне малы по отношению к международной нефтяной торговле. И их нужно выпустить на рынок очень быстро. Но потом хранилища надо как-то заполнять снова. Даже если будут задействованы свободные мощности ОПЕК, серьезно уронить нефтяные цены не получится. Можно раскачать волатильность, но зачем это нужно тем же развитым странам, которые только начинают выходить из кризиса?
Что касается сланцевого газа, дело в том, что первый завод по производству СПГ (сжиженный природный газ) в США начнет работать только в следующем году. Другие заводы будут потихоньку выходить на проектную мощность к 2018–2019 годам. В любом случае американский СПГ нужно ждать, потому что пока его просто не существует. Делать на него ставку – более чем легкомысленно. Кроме того, даже те проекты, которые уже получили одобрение, это не госкомпании, а частный бизнес, который, естественно, будет направлять газ туда, где может получить максимальную норму прибыли. Цены на газ в Европе около 11 долларов за миллион британских тепловых единиц, а рынок Азиатско-Тихоокеанского региона – Японии, Южной Кореи, Китая – предлагает 16–18 долларов. Так что заставить американских производителей направлять газ именно в Европу будет сложно.
Если мы рассматриваем американский СПГ, то только как некий долгосрочный проект. После 2020 года будут выходить новые. По нашим оценкам, это может быть до 100 млрд кубометров, большая часть которых все-таки пойдет в Азию, какая-то доля уже там. Поэтому рассчитывать на СПГ – серьезный риск. Если посмотреть на сегодняшнюю ситуацию, она более чем неблагоприятна для каких-либо резких телодвижений в Европе. В Европе нарастает газовый дефицит. Газа мало, и в ближайшие годы новых заводов не вводится. В последние два года Европа недосчитывается 25% импорта СПГ, потому он уходит в Азию, где лучше платят. В конце прошлого года проходили победные новости, что «Газпром» увеличил на 11–14% поставки газа в Европу. Увеличил, потому что его на рынке просто не было. Либо вы берете российский газ, либо вы вообще без газа. В ближайшие несколько лет ждать облегчения не приходится, потому что нет новых проектов, которые сгенерировали бы дополнительное предложение. Американский СПГ будет, но потом, а Европе сегодня надо решать проблему, откуда взять газ в следующем году.
Алексей Гривач, заместитель гендиректора Фонда энергетической безопасности
Если посмотреть динамику поставок российского газа в страны Евросоюза, в другие страны Европы и в Турцию, которая является крупным потребителем российского газа, то в 2013 году процесс происходит волнообразно благодаря странам ЕС, и именно на этот год пришелся исторический пик поставок российского газа на их рынки. Если брать основные источники поставок импортного газа, то в сравнении с 2012 годом Норвегия, Алжир, Ливия и мировой рынок СПГ показали отрицательную и суперотрицательную динамику. Лидером падения был СПГ, затем Норвегия, испытывавшая некоторые технические проблемы на своем основном месторождении, и Алжир, который оказался на стыке экономических и производственных проблем. В целом импортные поставки в Европу снизились, поскольку снизились внутренняя добыча и спрос, но на этом фоне только российский газ смог бы покрыть технические и экономические проблемы поставок газа из других источников оперативно и по комфортной цене. В результате доля газпромовских поставок на рынке Евросоюза достигла 29,5%. По моим ощущениям, она не может быть существенно выше по политическим мотивам. Евросоюз предпочтет снизить потребление газа любыми административными, субсидированными, квазиэкономическими методами, чтобы не допустить роста зависимости от поставок из России.
Есть государства, у которых уровень потребления российского газа равен 100%. Два крупнейших, наряду с Великобританией, газовых рынка – Германия и Италия – покрывают за счет российского газа 40–50% собственных потребностей. Ликвидировать эту ситуацию полностью или частично практически нереально, особенно в нынешних условиях.
Разговоры о том, что объемы российского газа в Европе сдерживаются, идут давно. В течение прошлой декады примерный объем российских поставок в ЕС оставался на уровне 25% за счет англичан, а рост потребления покрывался благодаря увеличению объема импорта из Норвегии, которая в начале 2000-х годов превратилась во второго по величине экспортера газа в Евросоюз, достигнув уровня 100 мрлд кубометров в год. Что касается запасов основных норвежских месторождений, то за исключением одного супергиганта Тролля, открытие которого в 1980-е годы спровоцировало несколько эксклюзивных брифингов президента США Рональда Рейгана, уже тогда говорившего, что это спасение Европы от зависимости от советского газа, новых готовых к разработке ресурсов газа в норвежском континентальном шельфе нет.
Примерно с 2011 года СПГ начал уходить в Азию, где резко вырос спрос, а премиальный уровень цен позволял перенаправлять объемы газа, предназначенные в том числе и для европейского рынка. После этого Европа лишилась примерно половины того, что она импортировала в 2011 году. Произошло это в немалой степени благодаря тому, что европейская энергетическая индустрия и политика пошла в какой-то момент по пути отказа от национальных компаний, которые являются гарантами снабжения и поставок, в пользу некой глобальной европейской трейдинговой модели, когда компании просто не ответственны за то, чтобы поставлять газ своим потребителям. Они могут отказаться от этого при наличии более привлекательного с точки зрения получения маржи выбора. В связи с этим часть европейских импортеров занималась тем, что докупала долгосрочным контрактом СПГ, перегружала на танкеры, импортировала сначала в Европу, складировала в больших хранилищах сжиженного газа на берегу, потом, когда удавалось найти свободный для отправки газовоз, перегружала и отправляла на азиатский рынок, получая около ста долларов с тысячи кубометров. Цены на газ в Европе составляют около 400 долларов за тысячу кубометров, в Азии около 560–570 долларов, в США – 134 доллара. Вследствие перепроизводства газа и неспособности рынка сбалансировать спрос и предложение, гарантируя комфортные для производителей газовые цены, произрастает идея экспорта природного газа в виде СПГ на другие рынки. Создание системы экспорта газа США во многом похоже на хеджирование американского рынка и консервацию ситуации, когда цены на газ у разных регионов должны быть существенно выше, чем в Америке. Дело в том, что заводы по производству СПГ, которые получают разрешение на экспорт, проектируют на условиях того, что инвестор в мощности по сжижению не будет продавать газ на экспорт и не будет покупать его на американском рынке. Этим будут заниматься трейдинговые компании, которые хотят купить газ в свой портфель.