Митинг в Евпатории. Фото: Maks Levin / Reuters
«Оба хуже» – эту знаменитую фразу Сталина о двух политических уклонах (1925) я вспомнил, оценивая два утверждения. Одно содержится в названии интервью Republic с историком Алексеем Миллером: «Россия не была, не является и никогда не будет национальным государством», а второе – в гневном ответе на него в фейсбуке академика Валерия Тишкова: «Индия, Китай, Бразилия, Индонезия и еще полсотни столь же полиэтничных стран считают себя национальными государствами, а мы – нет! Ну, не дурость ли саморазрушительная?!» Академик полагает: «Кто называет себя нацией – тот и нация». Если следовать этой логике, то страна, называющая себя демократией, ею и является, даже если это Северная Корея времен правления династии Ким.
После Второй мировой войны почти все признанные независимые государства захотели вступить в ООН, позиционируя себя как демократические национальные государства. Такой статус стал престижным, к нему стремились, хотя меньшинство стран мира в это время реально обладали признаками как демократии, так и национально-гражданских отношений. Разрыв между престижным статусом и реальностью породил спрос на имитацию, на идеологические суррогаты демократии и гражданской нации. Но и другое утверждение («другой уклон») – «Россия никогда не будет нацией» – тоже скорее идеологическое, чем научное, только оно напоминает не квазидемократическую, а консервативную, религиозно-мистическую идеологию предопределенности.
При всей противоположности этих идеологий их использование в указанных случаях приводит к одному и тому же следствию: отказу от цели развития гражданской нации в России. В одном случае такое стремление излишне («нация уже есть»), а в другом бессмысленно («гражданская нация невозможна»). Обе идеологии типичны для эпохи безвременья и безнадеги. В такие времена торжествует мода на неопределенные, размытые критерии, резиновые определения и туманные рассуждения, не опирающиеся на эмпирические данные, превращающие всю общественную науку в пустословие. Однако ныне в обществе ощущается спрос на перемены, следовательно, должен проявиться интерес и к тестированию возможностей перехода от постимперского состояния России к национально-гражданскому: от сугубо формального, зачастую имитационного гражданства к «гражданству действия», то есть к деятельному участию граждан в формировании представлений о национальных интересах (образа общего блага) и в их осуществлении.
Империя и нация: как определить различия?
Напомню, что в разные эпохи менялось содержание термина «нация». Во времена античного Рима под ним понималось племя. В Средние века доминировало этническое значение этого слова, используемое, например, в названии сообщества европейских монархий, возглавляемых немецкими династиями – Священная Римская империя германской нации. В XVIII веке появилось этатистское (государственническое) значение нации как жителей одного государства, подданных одного монарха. И, наконец, после Великой французской революции родилась гражданская трактовка политической нации как «согражданства», народного суверенитета, или, иными словами, общества, овладевшего государством с целью использования его для защиты и осуществления общего (национального) блага.
