Благовещенье – одно из важнейших событий христианской истории. Оно не просто соименно самому Новому завету – поэтому на царских вратах традиционно изображают благовещенье, а ниже евангелистов, – оно по сути является началом нового мира, первой благой вестью после грехопадения.

Собственно, в самом Новом завете о Благовещении говорится только в одном месте. В Евангелии от Луки в первой главе с 26 по 38 стих. Архангел Гавриил приходит в дом Марии в Назарете, благословляет ее и сообщает ей о будущем рождении сына. Все это вызывает у нее смущение, недоверие («как будет это, когда Я мужа не знаю?»), но в итоге Гавриил говорит ей: «Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим» и она принимает свою роль и волю Господа.

Сюжет насыщенный содержательно, но довольно скупой на антураж. А потому иконографическая традиция так или иначе активно использует апокрифические тексты, в первую очередь – Протоевангелие Иакова. В частности, сюжет о том, что перед явлением Гавриила Марии по жребию выпало соткать новую завесу из пурпура для Иерусалимского храма, и во время его визита, она как раз занимается этой работой. Поэтому часто в руке у нее красная пряжа, а рядом с ней красное полотно. Кроме того, активно используется церковные предание, согласно которому в момент явления ангела Мария читала отрывок из книги пророка Исаии: «Се, Дева во чреве примет, и родит Сына».

Впрочем, вернемся к содержанию. Иконописец ведь не просто изображает сюжет. Живопись – это попытка понять и выразить смысл сказанного в Новом Завете, то что русский философ Евгений Трубецкой назвал «умозрением в красках». Правда, ровно то же почти без исключения можно сказать и о европейской живописи как минимум до XVIII века.

А содержание действительно предельно насыщено. И это помимо прямой сюжетной задачи: выразить одномоментно испуг, смущение и радость принятия Марии. В сюжете заложено сразу несколько глобальных столкновений.

Столкновение ангела и Марии, человеческого и божественного – напряжение между ними и есть суть происходящего. Все остальное – только антураж. И это столкновение в итоге приводит к тому, что появляется Бог-сын, соединяющий обе природы «неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно».

Столкновение небесного и земного. Ангел с одной стороны (по традиции – с левой), Господь и Святой дух (в виде лучей) сверху – представители небесного. Мария и реалии городского быта представляют земное.

Столкновение Ветхого и Нового завета. И тут уже детали городского пейзажа (часто фоном изображают Иерусалимский храм) – оказываются противопоставленными Марии. И ангел – тоже в неочевидной роли. Он провозвестник нового мира, но грядущее спасение основано уже на человеческой, а не ангельской природе.

Ну и наконец в этом сюжете есть еще один персонаж, которого в нем формально нет, но именно он его определяет. Тот самый будущий сын Марии и вместе с ним все христианское будущее мира. Иногда он буквально присутствует в виде младенца или мальчика (Христос Эммануил), но чаще всего его присутствие незримо, однако очень важно.

А теперь посмотрим, на конкретных примерах, как в рамках, казалось бы, предельно ограниченных возможностей сюжета Благовещения художники (иконописцы) решают смысловые задачи. Пытаются понять и показать нам, что именно произошло тогда в доме Марии.

Ну или просто полюбуемся на выдающиеся картины.

Устюжское Благовещение (XII век)

Устюжское Благовещение. XII век. Третьяковская галерея

Привезена Иваном Грозным после разграбления Новгорода из Георгиевского собора Юрьева монастыря. Находилась в Успенском соборе Московского Кремля. Теперь в Третьяковской галерее.

Тут все предельно лаконично – ничего лишнего. Только Гавриил и Мария, а также в синем полукруге неба – Бог Отец. Предельно статично – строго вертикальные фигуры, почти на весь размер доски – сверху минимум пространства, никакого горизонтального движения: все прочерченное и прописанное создает вертикаль. И все предельно выразительно. Ангел и Мария стоят очень близко к друг-другу. Вытянутая рука ангела и поворот головы Марии задают единый такт. Так же, как и их глаза, которые смотрят без напряжения, не пересекаясь взглядами друг с другом. Человеческое и божественное едины в полноте Воплощения и для полноты понимания и ощущения этого Воплощения на руках у Марии младенец Христос. Всемогущий Бог, которого нежно прикрывает и защищает рука матери.

Позже не будет уже такой жесткой лаконичности высказывания. Но статичность и вертикальность, как и стоящая Мария – останутся в русской традиции очень надолго.

Благовещение Андрея Рублева (1408 год)

Благовещение. Андрей Рублев (?). Третьяковская галерея

Нет точных свидетельств, что эта икона из праздничного чина Успенского собора во Владимире написана именно Рублевым. Но традиционно приписывается ему. Сейчас тоже в Третьяковке.

Тут все по-другому. Мария сидит. Событие происходят на фоне города с арками, колоннами и парапетами. Красная ткань, перекинутая между двумя зданиями, – это велум, театральный знак того, что действие происходит в помещении. Но здесь, как и на многих других иконах, это еще и знак преобразовательного единства Ветхого и Нового завета.

Ангел не стоит, а стремительно движется. В руках у него жезл – символ силы и власти, но в момент изображения он как бы застыл. Движение на картине остановлено противодвижением Марии – она наклонила голову навстречу ангелу (ее движение поддерживает арка с колоннами над ней и свисающим к центру велумом). Все сходится к центру, к пространству между ними и останавливается там. Воплощение, соединение небесного и человеческого, соединение Ветхого и Нового завета – не заданная статика, а событие, полное энергии и действия. Причем главный актор тут именно человек – движение головы Марии (ее приятие своей роли) определяет содержание события.

Царские врата, круг Андрея Рублева (1425–1427)

Царские врата, круг Андрея Рублева (1425–1427). Сергиево-Посадский музей

Деталь царских врат Сергиево-Посадский музей 1425–1427 гг.

Тут опять все по-другому. И вообще очень необычная композиция. Ангел стремительно бежит. Как бы взбирается по ступенькам к Марии. Мария сидит к нему спиной, поворачивая голову ему навстречу (это довольно распространенный вариант решения сюжета). Но сидит она не в противоположном углу, а с левого края, так что основное пространство створки оказывается не между ними, а за ней. То есть все главное отнесено художником за Марию – туда, где сидит мальчик. Два красных пятна – накидка мальчика и велум, дополнительно подчеркивают, что центр события именно там. Заданная автором предельная энергия движения (Мария хоть и оборачивается, но наклонена тоже по ходу движения) – уносит нас в будущее. Движение на картине переходит из пространственного во временное. И ни ангел, ни Мария не поспевают за этим движением. Они все еще в старом ветхозаветном мире, но Новый завет уже случился и именно это определяет все содержание события.

Благовещение, Яков Казанец и Симон Ушаков (1659 год)

Благовещение, Яков Казанец и Симон Ушаков (1659 год). Церковь Троицы в Никитниках

Это центральная часть (средник) акафиста из московской церкви Троицы в Никитниках. На ней сохранилась надпись: «Написася сия икона в церковь Святыя Троицы, строение гостя Григория Никитникова, что в Китае городе. Писал до лиц сий образ Иаков Казанец, до лиц же выбирку довершил Гаврило Кондратьев, лица у всей иконы писал Симан Феодоров сын Ушаков…»

Так работали мастера оружейной палаты в XVII веке. Это было удивительное сообщество людей, увлеченных возможностью делать красоту. Столкнувшись с западноевропейской живописью, они жадно стали пробовать и приспосабливать европейскую красоту к русской традиции.

В этом Благовещенье фон зданий прописан с таким вдохновением, что на Марию и ангела даже не сразу обратишь внимание. Ну разве что на одежду Гавриила – на блистательно прописанные складки и узоры. Роскошно прорисованные здания занимают почти все пространство до неба, но именно эта икона нас возвращает к структуре и смыслу новгородской иконы XII века. И не только потому, что тут Мария снова стоит. Воплощение тут понимается как гармония небесного и земного. Гармония, которая принимает и порождает все эти красоты, узоры и ажурные своды. Вся эта насыщенность мира – результат вот этой встречи ангела и Марии.

Ну, а еще Симон Ушаков, тогда еще только начинающий художник, сделал свою поденную работу – вписал лица. Но сделал он это таким образом, что на фоне всех этих красот – простота и внятность лиц людей создала еще одно измерение картины – глубокую человечность.

Благовещенье, Карп Золотарев (первая половина 1690-х)

Благовещение. Карп Золоторев. Церковь Покрова в Филях

Часть иконостаса верхней церкви Спаса Нерукотворного церкви Покрова в Филях.

Еще один представитель Оружейной Палаты. Но совсем ни на кого не похожий. Благовещенье Золотарева – это взрыв. Он выстроил свою картину через круговое движение. На это работает и полукруг эркера, и клубящееся облако на котором влетает в комнату Ангел, и серафимы в вокруг Бога Отца сверху, и полукруглое обрамление иконы, и даже лица героев.

Спокойный, вертикально-горизонтальный мир Марии – мир Ветхого завета, именно что взорван. И тот божественный свет, которым наполнен мир вокруг, теперь через все это круговое движение врывается внутрь пространства. То, что было там, за окнами, в пространстве божественного – теперь здесь.

Благовещение, Поволжье (XVIII век)

Благовещение. Поволжье XVIII век

Про эту икону мало что известно. Очевидно, ее рисовал какой-то сельский мастер для церкви при барской усадьбе. Но есть особое обаяние и сила в этих вот бесхитростных, не очень умелых и принципиально вторичных иконах. На выставках и в коллекциях некрупных музеев часто именно на них обращаешь внимание и долго не можешь от них оторваться.

Мария тут ничем не примечательна. Но ангел! Возможно, из-за того, что художник не смог его вписать в одну горизонталь с Марией, ангел оказался наполнен особой энергией. Энергией сочувствия, добра, мягкости. Обычно движение правой руки и направление жезла – символа силы и власти, – перекрещиваются, создавая жесткость, но тут они параллельны. Сила ангела, его власть – в преобразующей энергии добра и мягкости.

И еще про движение руки Гавриила. Возможно, опять же, в результате смещения горизонта, оно направлено не на Марию. Рука указывает на комнату за ее спиной. Туда, где на фоне выцветших стен виднеются два окна. И именно туда, мимо Марии невольно устремляется наш взгляд. И в итоге Мария оказывается на этой картине не центром события, а частью мира, которому даровано великое чудо воплощения. Чудо добра, мягкости и сочувствия.