Александр Петриков специально для «Кашина»

Памяти Александра Тимофеевского.

Коронавирусный карантин вернул Россию в мир, моментально сделал ее вновь его частью, и если не свел на нет, то сдвинул на глухую периферию все существовавшие до этой весны противоречия. Навязшие в зубах параллели со Второй мировой войной (уже даже Путин не решается, перешел на печенегов) уместны как никогда — последний раз такое было в сорок первом году, когда за несколько часов 22 июня уникальная в мировых масштабах диктатура превратилась вдруг в одну из множества европейских держав, испытавших на себе гитлеровскую агрессию. Во Франции или Польше не было ни коллективизации, ни Гулага, но война, пусть на время, сгладила эту разницу — отечественную ненормальность поглотила ненормальность общемировая, и даже люди с синими околышами фуражек, никак при этом не меняясь, стали вдруг частью всемирного фронта в противостоянии добра и зла, и ад тридцать седьмого года в тогдашнем общемировом контексте сделался почти объясним — в самом деле, все ведь видели Францию или Норвегию, в которых потенциальных изменников заблаговременно не зачистили, и это дало о себе знать, когда пришли немцы. Отечественное зло вдруг стало частью всемирного добра, и кому какое дело, что оно так и осталось злом?

Сейчас даже не скажешь, что история повторяется в виде фарса — просто повторяется. Россия вернулась в мир, и российский карантин — не более чем элемент общемирового карантина, и российская полицейщина — не более чем часть большого полицейского интернационала. Те люди в форме, которые гоняли «Иисуса Воробьева» по Патриаршим — никак не изменившись в сравнении с собой позавчерашними, они вдруг стали понятны в любой стране без перевода. Российский полицейский ловит нарушителя карантина в России, а в Америке тем же самым занят американский коп, а в Италии итальянский, а в Синьцзяне китайский. Мир един, хотя интуитивно можно догадаться, что между синьцзянским надзирателем и европейским полицейским какая-то разница есть. Лондонский мэр и его московский коллега одними и теми же словами просят горожан не спускаться в метро, и как тут разглядеть разницу между мэрами?

Все эксклюзивные особенности российского государства ушли в тень всемирного карантинного однообразия. День опричника наступает как будто везде. Как боялись когда-то, что Путин закроет границы — теперь, когда их позакрывали все, Россия на общем фоне выглядит нормально, и даже не скажешь, сбылся тот прежний страх или просто совпало. Ждали и цифрового Гулага, редкие публикации о синьцзянской тоталитарной утопии читались как предостережение о возможном российском будущем, и как постепенно в давно привычные сюжеты с разгонами митингов и ловлей активистов вторгался этот киберпанк с уличными камерами и системами распознавания лиц — теперь, когда киберполицейщина совершает триумфальный прорыв, она на слишком многих производит впечатление всего лишь забавного и интересного эксперимента. Ха-ха, какой-то шутник сумел получить QR-код, указав в качестве домашнего адреса «жопу». Скоро, может быть, вернется к нам и человек-яйцо, который «просто гулял» в те времена, когда самые остроумные активисты искали грань между запрещенным митингом и легальной прогулкой — старшее поколение должно помнить и «прогулки за батоном», и «прогулки писателей», и каким бы пошлым и глупым ни был тот карнавал начала десятых, это все-таки существенный факт, о котором стоит не забывать: в отличие от любой другой, российская традиция борьбы с прогулками выходит далеко за пределы коронавирусной истории, и сейчас по эпидемиологическим причинам москвичам запрещают гулять буквально те же люди, которые еще вчера запрещали то же самое, но по причинам политическим.

Речь, разумеется, не о том, что высшим проявлением свободы личности сейчас было бы пренебрежение карантинными нормами и массовый выход на улицу. Но странно было бы не отдавать себе отчета в том, что людей сейчас запирают дома те же самые люди, которые и безо всякого коронавируса с удовольствием бы всех заперли. Часть российского общества ждала наступления власти на гражданские свободы последние лет двадцать, но вряд ли кто-то мог думать, что самый масштабный с раннесоветских времен отъем свобод произойдет так буднично, в рабочем порядке, мало того что не встречая протестов, так еще и под аплодисменты в том числе даже критиков власти, а общественное порицание нарушителей, будь то шашлычники или верующие, впервые за десятилетия станет буквально общенародным делом — да, государственные аниматоры тоже работают, но в их услугах впервые нет нужды, люди сами с удовольствием будут разоблачать тех, кто вышел без разрешения, это консенсус.

Поведение власти традиционно бестактно. О народе как о досадной помехе она никогда не говорила так открыто и так навязчиво, но тут большого открытия нет — что мы, не знаем, что ли, российскую власть? Даже когда она совсем срывается на тон «ты огорчил герра коменданта», именно сейчас ее можно оправдать — впервые за десятилетия (вот чуть ли не, опять же, впервые с 1945 года) цель у власти бесспорно благая. Но почему-то для слишком многих, кажется даже, что для всех, бесспорность цели отменяет любые вопросы о средствах, а такие вещи нужно проговаривать открытым текстом: бывает, что со злом вынужден сражаться и злодей, и злодеем от этого он быть не перестанет. Ограничение свободы честных граждан — зло, которое остается злом, даже если творится во имя добра. Слежка за людьми — зло. Ложь — зло. Цензура — зло. Советская ненависть к обывателю — зло. Творя сегодня зло во имя добра, любой российский чиновник и любой российский силовик не имеет права забывать о том, что он творит зло, и гражданин, чьей гражданской ответственностью и обязанностью в эти жуткие дни стала покорность, не имеет права забывать, что покорность не может быть естественным состоянием гражданина, и та жизнь, которая началась сейчас — ненормальна и унизительна. Да, никто не предложил альтернативу сделке «свобода в обмен на здоровье». Скорее всего, такой альтернативы просто нет. Но, по крайней мере, не нужно прятаться от того, что эта сделка именно такова. Если для власти это всего лишь стресс-тест, то для гражданина — беспрецедентное надругательство над основами его бытия. Наивно было бы просить власть быть сейчас более ответственной, милосердной и честной — нет, конечно, такой она не будет никогда, но пусть и она подумает о том, как этот трагический период скажется на будущих ее отношениях с гражданами, и не выйдет ли так, что не подвиг врачей, и не спасение от голода (которое, кстати, гарантировано ли?), а вот эти унизительные QR-коды и публичное хамство про «особо одаренных» останутся в народной памяти как главное, что происходило этой весной. Мы знаем, что от нас сейчас требуется мыть руки, не трогать лицо и сидеть дома. Но стоит поставить через запятую кое-что не менее важное — не забывать, что достоинство человека остается неотъемлемой ценностью в любом аду, и что свобода ненамного менее ценна, чем жизнь, и прямо сейчас беспрецедентную жертву приносит не только валящийся с ног на своей работе врач, но и любой человек, запертый дома, и уважать этого человека — долг власти, о котором она очень зря не думает.