Прошел почти год с начала массовых митингов протеста. Почему всплеск гражданской активности пришелся именно на этот год? Чего на сегодняшний день добились гражданские активисты? Изменилась ли российская политическая система? В международном обществе «Мемориал» прошел круглый стол «Протестное движение в России конца 2011–2012 годов». Slon публикует фрагменты выступлений на круглом столе социологов Александра Бикбова, Сергея Давидиса и Дениса Волкова. Тезисы выступления там же эксперта Московского центра Карнеги, главного редактора журнала Pro et Contra Маши Липман были опубликованы ранее. 

Это не был протест за изменения, это был протест за стабильность

Александр Бикбов, заместитель директора Центра современной философии и социальных наук философского факультета МГУ, редактор журналов «Логос», «Пушкин», Laboratorium

Ошибочно, с моей точки зрения, использовать выражение «типичный протестующий» и приписывать всем митингующим наличие четкой гражданской позиции. В тех интервью, которые мы собирали в ходе митингов, было хорошо видно, что у большинства участников отсутствует ясное представление о мире политики. Один демонстрант сказал следующее: «Я на безрыбье проголосую за Прохорова, но хотелось бы добиться регистрации независимых кандидатов, прежде всего Алексея Навального, а наблюдателем на президентские выборы пойду от "Яблока"». Прекрасная цитата, которая показывает, что эти три шага ориентированы на трех совершенно разных кандидатов в протестное представительство. Эта дезориентация несколько уменьшается по мере того, как люди выходят на митинги повторно. Проходит первая эйфория, происходит то, что журналисты называют усталостью, разочарованием от митингов. В конечном счете это является осознанием того, что изменения не происходят мгновенно. В декабре аполитичные прежде люди, выходившие на улицу, ожидали мгновенных изменений. Нередко, спрашивая: «Чего вы ждете от этого митинга?» – можно было услышать в ответ: «Смены президентской республики на парламентскую». К марту такого рода ожиданий и настроений стало гораздо меньше. У людей изменилось представление о том, что такое стабильность. Те, кто выходил на улицу в декабре и в марте, делали это не потому, что они испытывали какие-то лишения. На вопрос, что мешает их самореализации, большинство даже не богатых, не состоятельных людей отвечали: «Только я сам» или «Ничто не мешает». Это был не протест за изменения, это был протест за стабильность, но за стабильность честную. К марту в этой разнородной среде спонтанно выкристаллизовался один важный пункт согласия: готовность всех тех, кто называет себя свободными либералами, защищать бесплатное образование и медицину. То большинство, которое готово участвовать в локальных инициативах по защите своего района, не участвует в крупных политических митингах. Большинство не является ключом к политическим изменениям. Сегодня испытать себя в митинговом пространстве можно и не нагружая себя какими-то политическими обязательствами, это совсем не означает выхода к регулярной социальной или политической борьбе.

Нет оснований ждать какую-то революцию

Сергей Давидис, член совета правозащитного центра «Мемориал», член оргкомитета партии «Солидарность»

Изменились ожидания от себя и представление о способах решения проблем. Формальное изменение в политической системе, которое произошло благодаря митингам, я не стал бы сбрасывать со счетов. Сама потенциальная возможность преодоления существующей ситуации является существенным результатом, хотя и небольшим. Был ли у власти другой вариант поведения, сказать сложно, но возможности хорошей игры с ее стороны не видно. Власть сделала ставку на ультраконсервативную часть протеста, а не на людей с неоформившимися политическими взглядами, а это стратегически неверно. Протест стал неким культурным трендом, в первую очередь в Москве и среди продвинутого меньшинства больших городов. Исторический опыт показывает, что, овладев этим культурным меньшинством, тренд волей-неволей распространяется дальше, в другие слои населения. Те, кто поддерживает протест – Быков, Лазарева, Шац, – вдохновляют. Те же, кто выступает за существующий порядок, вряд ли могут кого-то вдохновить: культурной альтернативы просто нет. В этом смысле вывод о том, что 3–4 процента революцию не делают, неверный. Речь ведь идет не о том, что они в таком составе сами будут что-то делать, а об их влиянии на массы и возможности вовлечь новых людей. Как только будет толчок, связанный с общими интересами людей, есть основания ожидать, что группы разных интересов сольются. Пример «кухонной» социологии из жизни: мой армейский сослуживец с большим скептицизмом смотрел на протестные митинги, а тут осенью вдруг говорит мне: да, я согласен. И знаете, почему? Он узнал, что специальные полосы на дорогах, которые ввел Собянин, отменили и закрашивают обратно. На каждого москвича из бюджета на это было потрачено 30 рублей. «Это мои 30 рублей!» – так сослуживец присоединился в протесту. Он чувствовал, конечно, общую неудовлетворенность сложившейся ситуацией, но ему нужен был повод. И повод в конце концов нашелся – пусть достаточно случайный, но он связан с его личным интересом. Вещь небывалая – то, что протесту удалось объединить совершенно разные политические силы. В предыдущие федеральные выборы такого развития гражданского общества просто не было, а к этим выборам оно уже было подготовлено ростом гражданской активности. Выборы стали переломным моментом, потому что любые иного рода поводы являются более частными, а значит, менее объединяющими. Нового насильственного этапа ожидать, по-моему, не надо. Сегодня проводятся очень точечные репрессии против конкретных людей, даже не против каких-то лидеров. Люди понимают: власть добром не уйдет. И в то же время сами они участвовать в этом не готовы, поэтому нет оснований ждать какую-то революцию.

После рокировки рейтинг Путина вырос на 5–6%

Денис Волков, социолог Левада-центра

Интересный факт: рокировка тандема, которая вывела активистов на улицы, для большинства населения имела как раз обратный эффект, им стало понятно, за кого голосовать. После рокировки рейтинг Путина вырос на 5–6%. По нашим данным, политически ангажированные люди составляли в московском протесте меньшинство: только 15% пришли потому, что были солидарны с каким-то лидером. Сходные результаты показывают наши фокус-группы на митингах в поддержку Путина и против Путина. Отождествлять лидеров и активистов с основной массой участников неправильно. Массовые митинги были возможны только при сочувствии значительной массы населения. В этих условиях в протест вовлекается значительное число «простых» граждан. Впервые в 2010 году, в связи с Химкинским лесом, гражданские акции стали пробивать ТВ-блокаду – обходными путями, через интернет. Выборы же стали переломным моментом, поскольку это одно из немногих событий, которое происходит по всей стране. Обычно что-то происходит в одной точке, что-то – в другой, а связать не получается, выборы же это сделать помогли. Один из самых успешных региональных митингов по массовости, не считая Питера, прошел в Астрахани – потому что приехало много «профессионалов» из Москвы.