На христианских кладбищах в Чечне пасутся козы, бараны и коровы. Животные испражняются на могилы, жуют траву и чахлый низкорослый кустарник, а затем, поощряемые пастухами, вольно носятся по территории кладбища, сбивая уцелевшие после войны и вандалов кресты и ветхие оградки. В советскую эпоху подобное случалось чаще всего в пригороде: чабаны-подростки, которых родители предпочитали на неделю сдавать в интернат, в выходные помогали по хозяйству. Русскоговорящим землякам приходилось взывать к совести, укорять юных чеченцев, и пристыженные подростки покорно уводили животных на ближайшую лужайку — пока, разумеется, возмущенные люди не удалялись от родных могил…
С 90-х годов XX века настроения в чеченском обществе кардинально изменились. Случается, конечно, что выросший в советское время чеченец, припоминая, как жил рядом русскими земляками, угощался на праздники в их доме, не может равнодушно пройти мимо и начинает препираться с пастухом. Бывает, что справедливый горец прогонит резвящихся животных с кладбища и, как правило, столкнется с недоумением пастуха, мол, зачем ты беспокоишься, брат, русские здесь больше не живут.
Во время боев Первой и Второй чеченских войн на кладбища летели бомбы и снаряды. Зачастую мощнейшие обстрелы были вызваны тем, что чеченские боевики устраивали засады среди могил, обстреливая российские самолеты и вертолеты, идущие на снижение. В войну достается не только живым, но и мертвым.
Из-за шквальных обстрелов кладбищенские участки превратились в глубокие земляные воронки, на дне которых можно было легко обнаружить тяжелые зазубренные осколки железа, перемешанные с хрупкими человеческими костями.
Заглядывали на христианские кладбища и группы радикально настроенных чеченцев, в том числе учеников легендарного проповедника и воина Хаттаба, открывшего лагеря боевой подготовки на территории пионерлагерей «Дружба», «Светлячок», «Горный ключ», «Спутник» в районе селения Сержень-юрт, где разлилась река Хулхулау.
В порыве праведного гнева повстанцы расстреливали надгробия с изображениями из мелкокалиберного оружия, так как, согласно шариату, любое изображение человека — это харам и обитель для джиннов. Мраморные статуи на кладбищах взрывали, кресты выдергивали, громко читая нашиды — традиционные исламские песнопения, отгоняющие шайтана. О пришедшем с Востока Хаттабе чеченские боевики отзывались с почтением, восхищаясь его наставлениями и безудержной храбростью в сражениях с неверными.
В советское время дети и подростки многонациональной республики любовались извилистой прозрачной Хулхулау, в водах которой были видны разноцветные камешки. Дети слушали пение птиц и гуляли в ущелье между лесистыми хребтами. В масхадовской Ичкерии на территории бывших пионерлагерей подростков учили отрезать головы пленникам, пытать заложников, и выбивать самооговоры.
Несмотря на войну и безжалостный вандализм, на христианских кладбищах Грозного до сих пор можно заметить тонкие голубые кресты, наскоро спаянные из металлических труб. Так выглядят захоронения Красного креста 1996 года. Даты смерти на голубых островках укладываются в один и тот же период: Летняя (Августовская) война. Вооруженные сельские отряды чеченских боевиков спустились с гор на дремлющую, окутанную утренним туманом столицу и вступили в сражение с военными российской армии. Через десятилетия Летней (Августовской) войне придумали поэтичное название «Операция Джихад».
Грозный, 1996 год
Vladimir Svartsevich/Russian Look/ Global Look Press
Случайный путник может решить, что несчастные под голубыми крестами — все как один жертвы обстрелов, но это не так: здесь нашли свой последний приют убитые при геноциде русских, который унес жизней больше, чем все бомбы, снаряды и зачистки. Геноцид, о котором упорно молчал Кремль, правозащитники и журналисты. Геноцид, в который не вмешивались российские военные, говоря обреченным: «Защищайтесь сами!» Желая отстоять территориальную целостность, российские власти согласились платить дань чеченским воинам, официально объявив это дотациями, и назвали преступников героями, заключив с ними хрупкий мир на основе подкупа.
Полина, Ваши публикации это настоящий гражданский подвиг. Спасибо Вам! Спасибо редактору Дмитрию Колезеву за обнародование Вашей работы!
Несколько замечаний:
1. Отношения между чеченцами и русскими гармонией никогда не отличались со времен «злой чечен ползет на берег», после депортации (автор ее деликатно назвала «отъездом») тем более. Еще при Хрущеве там были жестокие столкновения. Поэтому «старый добрый многонациональный Грозный» - миф, как и все остальные, о «дружбе народов».
2. Удивляться описанным событиям нечего: сначала чеченцев депортировали так, что погибло до трети (по консервативным оценкам) нации, а потом Ельцин развязал войну. «Пепел Клааса» - вещь серьезная.
Многонациональный дружный Грозный это не миф! Депортация чеченцев, ингушей, и других народов во времена Сталина — это, несомненно, преступление. Но сколько русских погибло в ГУЛАГе, Сандармохе и так далее? Исследователи до сих пор спорят. Однако пропагандисты любое историческое событие используют для нагнетания ненависти. Действительно, вайнахи пострадали при власти Сталина. Однако в хрущёвскую оттепель, когда вайнахи вернулись на родную землю, русские земляки принимали их в своих домах в Грозном, кормили, лечили, обогревали. Так произошло потому, что власти, как обычно, пообещали подготовить дома и квартиры в достаточном количестве, но не сдержали слово. Русские земляки радушно принимали вайнахов у себя.
Я говорила с несколькими семьями, чьи бабушки и дедушки приняли у себя десятки людей из Казахстана, хотя самим приходилось спать вповалку. Вайнахи — чеченцы, ингуши, — получали ссуды от государства, строили красивые дома в Грозном.
Уже с шестидесятых в центре города стояли их солидные частные дома. Строились люди и по районам. Некоторые, вернувшись из депортации, сразу уезжали в села, так как изначально они и не жили в Грозном, их депортировали из родовых сел, где они привыкли разводить хозяйство и жить, торгуя маслом, медом, творогом и сыром.
При советской власти каждого наделяли жильем, никто не оставался на улице.
Давали ссуды на строительство, давали наделы земли. Все вузы Советского союза были открыты для вайнахов: студенты учились в Москве, Санкт-Петербурге, Киеве и так далее. Ковались национальные кадры: врачи, учителя, художники, писатели, журналисты.
Мой дедушка со стороны матери, Жеребцов Анатолий Павлович, кинооператор-журналист, более двадцати пяти лет проработал на телестудии Грозного. Он занимался наставничеством: учил снимать, держать в руках камеру, принимал экзамены и зачеты у практикантов. Всячески поддерживал чеченцев и ингушей, буквально отдавал свои костюмы и устраивал дома званые обеды, чтобы поддержать начинающих сотрудников. Подарил два своих спортивных велосипеда. Купил себе велосипед и пришли гости: «Ах какой красивый, нам такого никогда не купить!», и дедушка тут же его отдал. Заказал себе второй и та же история. Дедушка был поклонником кавказских традиций: понравилось гостю — подарю!
Дедушка Анатолий в совершенстве знал шесть языков, прекрасно владел чеченским и ингушским.
Его друг, профессиональный переводчик и журналист Цезарь Голодный, приходил к нему советоваться по некоторым текстам. Книги, переведенные с чеченского и ингушского языков, издавались по всему СССР.
Местное ТВ и радио с 60х годов XX века было 50% на чеченском/ ингушском языке и 50% на русском. В это же время появились преподаватели в грозненских вузах — ингуши и чеченцы. Все, кто хотел учиться — учились. Некоторые получили по два-три высших образования. Были творческие коллективы при местном университете.
Моя мама писала критику и стихи в одном из таких творческих союзов «Прометей». Возглавлял его драматург и писатель Саид Чахкиев. Люди зачитывались стихами Умара Яричева, у многих настольной книгой был роман «Из тьмы веков» Идриса Базоркина.
В республике работали заводы и предприятия, Чечено-Ингушетию приводили в пример как одну из самых благополучных и благоустроенных республик, многие студенты в СССР хотели по распределению приехать на работу именно в Грозный. Еще раньше, в Голодомор, приехали десятки тысяч детей на Кавказ. Их потомки жили дружно и все вместе работали на благо республики.
По переписи населения 1989 года, в Чечено-Ингушетии жили 700 тыс. чеченцев и 500 тыс. человек других национальностей: русских, ингушей, украинцев, ногайцев, аварцев, татар, евреев, цыган и т.д. Никакого референдума об отделении региона не было. Решение принималось на собрании в цирке, который вмещал максимум 2000 человек.
Те, кто были против Дудаева, говорили, мол, в России Борис Ельцин выпьет и танцует, вот и наш чудит по-своему. Несмотря на сложности, никто не верил, что будет война. В декабре 1994 года на знаменитый Марш мира на трассе между Грозным и Алхан-Юртом вышли в основном грозненские русские. Вайнахов среди участников было около трети.
Более 300 тыс. нечеченцев не смогли уехать из республики. Они страдали и хоронили своих детей вместе с вайнахами. В нашем доме-хрущёвке по улице Заветы Ильича и в ближайших к нам домах я насчитала пятьдесят четыре ребёнка перед первой чеченской компанией: русские, украинцы, аварцы, татары, дети из многонациональных семей. Чеченских детей было всего двое. Большинство вайнахских семей успели уехать до начала страшных боев.
Удивляюсь я только тому, что многие российские политики тогда сочувствовали чеченцам. Да и сам помню сочувствовал.