Немецкие солдаты в Ковенской крепости. 18 августа 1915 года
Август 1915 года стал месяцем массового «падежа» русских крепостей. 4 августа покинута Варшава с ее цитаделью, 20 августа сдался Новогеоргиевск, 22-го немцы взяли Ковно, затем без боя были оставлены Брест и Гродно. Мгновенное падение этих твердынь — Ковенская крепость оборонялась 10 дней, а Новогеоргиевск всего пять — произвело колоссальное впечатление на страну. Чтобы успокоить страсти, коменданта Ковно генерала Григорьева приговорили к 15 годам каторги — случай исключительный в практике Первой мировой.
Два месяца как снятый к тому времени с поста военного министра генерал Сухомлинов испытывал в этот момент двойственные чувства. С одной стороны, хотелось злорадно крикнуть: видите, я был прав! С другой, терзало нехорошее предчувствие, что и эти катастрофы поставят в вину именно ему — так оно и вышло.
За пять лет до этого, в феврале 1909 года Сухомлинов распорядился упразднить девять крепостей, в том числе почти все приграничные — Новогеоргиевск, Варшаву, Ивангород, Зегрж, Ломжу, Либаву. Эта новость произвела фурор не только в военных кругах. «Ни одно мероприятие военного ведомства, — вспоминал генерал Данилов, — не вызвало стольких обсуждений в печати и обществе, скажу больше — нападок».
По столице ползли слухи: это самодержавие возвращает должок императору Вильгельму II за дружественный нейтралитет в русско-японской войне. Другие говорили о предательстве: сами рушим оборонительную стену на Западе, в которую вложено столько денег и бетона! Когда летом 1917-го Сухомлинова будут судить за измену, тема разоружения крепостей станет одним из главных столпов обвинения.
Советская историография подхватила эту прокурорскую традицию. «Эксцентричные стратегические упражнения новатора Сухомлинова дорого обошлись России», — писал Николай Яковлев в самой известной советской книге о Первой мировой, противопоставляя ему «забытых патриотов», упорно сопротивлявшихся «разгрому» крепостей. В наше время маятник, как водится, качнулся в обратную сторону, и в последней биографии Сухомлинова его борьба с крепостными ретроградами предстала актом государственной мудрости.
Кто прав? Рискну сказать: никто. «Упражнения Сухомлинова» действительно обошлись России безумно дорого, но совсем не в том смысле, что имел в виду Яковлев. Но и боролся военный министр с крепостями очень уж своеобразно.
Говорим «сносить», подразумеваем «строить»
Крепости на западных рубежах империи начали возводить еще при Николае I. Построено к началу ХХ века было немало, и с виду все выглядело внушительно. Однако к 1909 году форты старой кладки уже легко пробивались новыми осадными орудиями, с которыми их устаревшие крепостные пушки образца 1877 года бороться не могли. «Крепости в таком состоянии, что представляют для противника готовый трофей», — признавал предшественник Сухомлинова на посту министра генерал Редигер.
Удивляться тут нечему. Россия была страной небогатой, при этом содержала огромную армию, из военного бюджета которой на крепости западной границы в последнее десятилетие получалось выделять не более 6 млн рублей в год. При таком скудном пайке привести их в более или менее боеготовое состояние получалось лет за пятьдесят. Но, как прозорливо писал Сухомлинов, через полвека «в самих крепостях уже не явится более надобности — война будет перенесена в воздух, и участь сражений и судьбы народов будут решать воздушные флоты дирижаблей и аэропланов».
Не менее справедливо и его замечание, что именно «сохранение крепостей в том виде, в каком они находятся, было бы изменой», — на войне они превращались в братские могилы для своих гарнизонов. «Эта отправная точка зрения была признана государем правильной и принята мною к руководству», — писал военный министр. Однако дальше что-то пошло не так.
Генерал Владимир Сухомлинов в 1912 году. Фото: photoarchive.spb
