«Черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом!» — эта пушкинская фраза, при всей важности ее для русской культуры, все-таки требует определенного контекста. Пушкин здесь (в письме к жене от 1836 года) говорит, что любая содержательная деятельность в России ставит человека между двух огней: между обширным набором угроз, исходящих от полицейского государства, и пафосным чистоплюйством гражданского общества. Мысль, совсем не лишенная актуальности и сейчас, но применимая также к любой стране, где государство тяготеет к полицейщине. Однако во времена Пушкина в этой фразе можно было отыскать по-настоящему трагический смысл, причем именно наш, уникальный, русский.
Замечательный художник Григорий Сорока родился в 1823 году в деревне Покровское Вышневолоцкого уезда Тверской губернии. Записан в метрической книге он был как Григорий сын Васильев, потому что крепостным крестьянам фамилия не полагалась. А Сорока — это его деревенская кличка, полученная, вероятно, еще в детстве.
Рабство
Итак, да, художник Сорока родился крепостным помещика Петра Ивановича Милюкова, а после его смерти перешел по наследству в личную собственность его сына Николая Петровича. Так это работало. Крепостные крестьяне являлись личной собственностью, хозяева ими владели в прямом смысле этого слова: распоряжались их жизнью, местом жительства, давали разрешения на брак, могли отдавать или даже продавать в рекруты. Сейчас мы об этом почему-то забываем, но почти два века в России не просто процветало рабство, а было буквально основополагающим экономическим и социальным институтом.
И, кстати, — важное для нашего журнала уточнение — крепостное право хоть и имеет очень долгую историю, форму прямого рабовладения приобрело именно в результате петровских реформ. История крепостного права требует, конечно, отдельного разговора, но если совсем коротко, то система зависимости крестьян в допетровской России была очень близкой к европейской: обязанность платить налог (в натуральном или денежном эквиваленте). Само же крепостное право определяло сначала ограничение, а потом и запрет крестьянских переходов от одного владельца к другому. Но не более того. Крестьян нельзя было продавать, нельзя было переселять или забирать в дворовые. Даже сыск беглых крестьян велся только по причине неисполненных податных или имущественных обязательств — сам факт ухода крестьянина от помещика не являлся преступлением. И только реформы Петра превратили эту несправедливую и негуманную систему зависимости в настоящее рабство.