События в Казахстане, хотя они и оказались на время заслонены ростом напряжённости в отношениях России и Запада, тем не менее запустили процессы, не обсуждать которые в ближайшее время мы не сможем. И главный из них — вовсе не пресловутый «транзит власти» (многим постсоветским народам не слишком принципиально, кто ими правит — всё равно этот человек будет считаться гением, пусть и ровно до того момента, как его сменит не менее «достойный»), а транзит собственности.
Крах Советского Союза породил предпосылки не столько свободы, сколько вседозволенности — стремительное накопление собственности резко повысило ценность власти, которая в условиях разнузданной «пиратизации» при неустоявшихся правовых системах открывала самый прямой путь к умножению богатства. В большинстве стран, благополучие которых обеспечивалось прежде всего рентным источником, власть быстро стала несменяемой — и этим все они (от России и Казахстана до Азербайджана и даже Белоруссии) существенно отличаются от тех, где природные ресурсы или естественные преимущества не играют схожей роли (как в Молдове или Украине, Грузии, Армении или Киргизии). Однако в «устойчивой» части постсоветского мира, где богатства накапливались через особую близость к власти (и президент К.-Ж. Токаев с полным основанием утверждает, что богатейшие казахстанские предприниматели обязаны своими состояниями близостью к семье Н. Назарбаева), вопрос об их наследовании никогда не ставился отдельно от наследования породившей их власти.