Alexey Bychkov / Global Look Press
Пока в мире вовсю развивается кибернетическая биология, огромными темпами обучается искусственный интеллект, а ученые бросают вызов самой смерти, перед Россией стоят немного другие вопросы. Ученые предоставлены сами себе, студенты практически лишены возможности поехать в Европу по обмену. Наука стоит перед выбором — изоляция или переориентация на другие страны. Но есть ли выбор на самом деле? Republic поговорил об этом с самими учеными.
Что произошло
В первые же дни «спецоперации» в Украине на фоне разрыва политических связей пострадали и связи научные. Одной из первых об этом заявила Германия: уже 26 февраля министр образования и научных исследований Германии Беттина Штарк-Ватцингер сообщила о прекращении давнего сотрудничества с РФ. За ФРГ последовали Австрия, Франция, Финляндия, Польша, Дания, Норвегия, США, Австралия и другие.
В августе российские граждане потеряли возможность зарегистрироваться на экзамен по английскому языку TOEFL, который проводит американская компания ETS (впрочем, на следующий день последовало уточнение: россияне все же смогут сдавать экзамен за рубежом и онлайн). Последнюю неделю в ЕС обсуждают возможность невыдачи россиянам шенгенских виз, в том числе учебных (и некоторые страны уже активно действуют в этом направлении, приостановив выдачу виз туристических).
Российское государство не могло не отреагировать на «враждебные» шаги. 4 марта Союз ректоров опубликовал письмо с поддержкой действий правительства. 7 марта Правительство объявило о намерении отменить требования к ученым о публикациях в международных базах научных изданий, прежде всего Web of Science и Scopus. 24 мая министр науки и высшего образования РФ Валерий Фальков заявил, что Россия выйдет из Болонской системы (и будет разрабатывать собственную «уникальную» модель высшего образования). В сентябре Минобрнауки внесет в Думу предложения по переходу от Болонской системы к ее альтернативе. А еще 28 июля Минобрнауки предложило назначать повышенные стипендии за патриотическую деятельность.
Спустя почти шесть месяцев: пространства для диалога почти не осталось, каждый выживает самостоятельно.