Sergei Chuzavkov/Keystone Press Agency
24 августа Украина отмечает 31-ю годовщину своей независимости. Republic поговорил с философом и политическим аналитиком Михаилом Минаковым о том, что сегодня представляют собой украинцы как нация, как на этом отражается война, как быть с украинским национализмом и каковы перспективы украинской евроинтеграции.
«Политическое воображение украинцев все чаще ориентировалось на модель, похожую на современный Израиль»
— В противостоянии с путинской Россией украинцы мощно заявили о себе именно как нация. По последним опросам, более 90% украинцев верят в победу в войне с Россией, 55% считают победой восстановление украинского суверенитета на всей территории Украины, включая Крым. Налицо единение и вера в победу. Как бы вы на сегодня определили, кто такие украинцы, в чем их особенности как европейской общности?
— Словосочетание «рождение нации» я слышу большую часть свой жизни. Первый раз, наверное, это было в декабре 1991 года, когда был проведен референдум об украинской независимости. Но затем при каждом большом политическом кризисе в Украине снова и снова звучала эта фраза. И конечно, когда в феврале 2022 года началась российско-украинская война и сопротивление захватчикам, слова о рождении нации вновь зазвучали.
Чтобы понять справедливость таких утверждений, важно вспомнить, что такое нация. В нашем случае я бы обратился к двум определениям.
Первое определение принадлежит Эрнесту Ренану: нация — это «ежедневный плебисцит» о своей принадлежности к политическому сообществу. Каждый из нас ощущает себя частью нации, членом политического сообщества, и эту принадлежность проявляет в поведении, в поступках, подтверждающих наличие сообщества. Нация есть, если есть люди, воплощающие ее наличие в своих поступках. Это определение из XIX века, из эпохи национализма и франко-прусской войны.
Второе определение предложил Бенедикт Андерсон: нация — это воображаемое сообщество. Воображение — это не иллюзия. Это та продуктивная сила, которая объединяет наши мечты, устремления и волю с реальностью. Воображение делает определенные убеждения частью политической и социальной реальности.
Ежедневный плебисцит и политическое воображение украинцев беспрерывно проявляют себя в политических процессах как минимум с 1917–1918 годов. Это момент, когда запускаются республиканские проекты Украины, большого и разнообразного политического сообщества и субъекта международных отношений. В силу этого большевики были вынуждены признать Украину как отдельный политический субъект, и в СССР Украина имела свою политическую субъектность.
В течение всего срока своего политического существования украинцы изобретали себя заново много раз. В начале 1991 года возникает украинская независимая республика как общий проект всех людей и групп, живших в УССР. В конце 1991 года Украина возникает как общее дело, но еще несколько лет понадобилось, чтобы революционные преобразования 1991 года — демократизация, установление культурного и политического плюрализма, возникновение новой открытой рыночно-ориентированной экономики — стало частью социальной реальности. Тогда же были и другие, альтернативные «воображения» — сепаратистские или ирредентистские движения, радикальные национализмы. Но украинское политическое сообщество выиграло в этой конкуренции и реализовало себя в условиях мира, что было совсем не нормой для постсоветских стран этого периода. Украинское политическое воображение было направлено на солидарность, на гражданственность, на право.
У Украины был свой путь, хотя общие рамки ему задавали идеалы перестройки и революции 1991 года: демократия, либеральные ценности, идеологический плюрализм… Наши неолиберальные реформы были медлительны, Украина запаздывала с ними. Но в начале 2000-х эти реформы привели к экономическому росту. Одновременно возрастала независимость граждан и ценность личной свободы. В 2004 году это привело к «оранжевой революции», когда украинцы сказали, что нельзя позволять элитам фальсифицировать выборы и использовать республику для личного обогащение кланов.
Другой стороной постсоветской трансформации была национализация политического. И здесь либерально-демократические тенденции и национализм либо противодействовали друг другу, либо шли рука об руку.
Их противоречия пыталась примерить третья часть постсоветской истории — европеизация. Европейский союз показывал, что национализм не обязательно ведет к фашизму, если он ограничен верховенством права и исполнением прав человека и меньшинств.
В период мирного развития Украины все три тенденции, хоть и медленно, но влияли на наше развитие.
Начиная с 2014 года, когда был аннексирован Крым и началась война на Донбассе, украинское политическое воображение из мирного трансформировалось в военное. Есть известный тезис политолога Чарльза Тилли: «War Making is State Making». Многие исследования показывали, что ведение войны зачастую было процессом создания государства. Но ведение войны создает и политические нации — сообщества, которое инвестируют жизнь своих членов в свое государство. Под влиянием изменившейся ситуации политическое воображение украинцев все чаще ориентировалось на модель, похожую на современный Израиль: военный государственный проект, задача которого — выжить в условиях агрессивной геополитической среды. С 2014 года Украина оказалась в положении, когда и Беларусь, и Россия являются для ее государственного существования угрозой. Сегодня украинцы воспринимают себя и определяют себя через участие в войне. Именно поэтому для украинцев происходящая война — Отечественная. И эту перспективу разделяет сегодня украинское многоэтничное, многоконфессиональное и многоязычное население Украины.
Президент Украины Владимир Зеленский с раненым военнослужащим в госпитале
Cover Images/Keystone Press Agency/Global Look Press
Для правящих элит России это война, может, и кажется «военной операцией». Если верить опросам ВЦИОМ, российское население придерживается позиции: хоть мир, хоть война, лишь бы нас не трогали. И если украинцы себя проектируют по специфически понятой модели Израиля, то нынешние россияне выстраивают себя по модели специфически понимаемых США: Америка постоянно ведет войны за пределами своей страны, но это (почти) не влияет на ситуацию в стране. В России пытаются имитировать поведение воображаемой Америки на международной арене и ведут войну за счет профессиональных военных и наемников.
Есть и другие перспективы на эту войну. Глобальный Юг смотрит на нее со своим прищуром: он оценивает ее как войну России с глобальным Севером, Западом, колониальным центром. А в перспективе Запада (и в моем понимании) российское вторжение — абсолютное преступление против прав человека, против верховенства права, против права народов на самоопределение. После Второй мировой войны мир существовал как баланс государственного суверенитета и суверенитета человека с его неотъемлемыми правами. И война России против Украины нарушила этот порядок, поставив под угрозу достижения долгого международного правового развития.
В этом сложном контексте украинцы себя показали политическим сообществом, готовым сопротивляться России и отстаивать свою свободу, свое право на самоопределение и общемировые интересы в мире, основанном на праве.
— Украинцы одни из тех постсоветских народов, которые открыто и активно занимаются преодолением советского наследия, не испытывая показной «ностальгии», как их соседи. Насколько им это удается не только внешне, через «ленинопад» и переименование городов и улиц, но и внутренне?
— В Украине сохраняется многообразие идентичностей. Часть из этих идентичностей неразрывно связана с разными советскими периодами — досталинским большевистским проектом коренизации или с советской культурной идентичностью, возникшей в связи с победой во Второй мировой войной. Но есть и идентичности, связанные с антисоветскими движениями или досоветскими реалиями. Впрочем, наиболее влиятельные идентичности возникали и развивались в постсоветские времена, и именно они определяли политическое воображение современных украинцев.
Одним словом, в Украине очень силен плюрализм идентичностей. Но при этом есть огромная адаптивность украинского населения к меняющейся ситуации. Вместе с коллегами мы написали и издали книгу, посвященную истории постсоветской Украины, где есть целая глава о том, как украинцы себя идентифицировали в последние тридцать лет.
Поскольку начиная с 2014 года Россия показала себя врагом всех граждан Украины, и при этом использовала в своей пропаганде советские и имперские символы, в идентичности украинцев все глубже и глубже стала укореняться враждебность не только к России, но и символам, отсылающим к СССР. Это не уникальное явление. Если почитать дневники британцев 1939 года, видно, как там с первыми бомбардировками возникает огромная германофобия. Под влиянием войны меняется воображение политических сообществ. Начиная с 2014 года отказ от многих советских имен связано именно с этим.
Но гораздо важнее не переименования — это поверхностный слой. Гораздо важнее преодоление советского наследия, которое проявлялось в нашей демократизации, либерализации, идеологическом плюрализме и плюрализме экономических укладов. Война и реакция на нее несет угрозу этим достижениям, что может ресоветизировать Украину, хотя у улиц и площадей будут другие имена. Пока в Украине удается удерживать завоевания свободы постсоветской поры, но угрозы им растут.
Настоящая десоветизация проявляется в уважении к праву и многообразию жизни. Именно этот аспект ценен в украинском политическом опыте последних тридцати лет. И я надеюсь, что отступления от уважения к своему разнообразию в Украине не будет.
