Степан Бандера, внук Степана Бандеры
В контексте войны в Украине часто упоминается имя Степана Бандеры — причем с полярных позиций. В России его деятельность используется как инструмент антиукраинской пропаганды, а сам Бандера изображается приспешником немецких нацистов. Для значительной части украинского общества Бандера — национальный герой и символ сопротивления советской (а теперь и российской) агрессии. В то же время и в Украине, и во многих странах Европы (особенно в Польше) помнят и о насилии, с которым связано имя Бандеры, и о периоде его сотрудничества с нацистами.
Сегодня в Канаде, куда семья Бандеры переехала после его убийства в Мюнхене в 1959 году, живет внук и полный тезка самого известного украинского националиста. Степан Бандера работает журналистом и переводчиком, принимает активное участие в жизни диаспоры и интересуется всем, что связано с именем деда. В своем первом интервью российскому медиа он рассказал о детстве и юности, отношении к взглядам Бандеры, заказных убийствах КГБ, звании Героя Украины и о войне, в которой Украина отстаивает свою независимость.
— Вас назвали в честь деда?
— У меня не было возможности спросить об этом у отца (Андрей Бандера — сын Степана Бандеры. — Republic), потому что он умер очень рано, когда мне было 14 лет. Но, скорее всего, да. Родители назвали меня Степаном, но при рождении я был записан как Стивен, потому что в то время канадские власти «британизировали» наши имена. Дома меня называли Стефко.
— Деда тоже в детстве так называли?
— Не знаю, я его не застал. Но слышал от его родных сестер, что дома у него было прозвище Степан-барабан.
— Родные рассказывали вам о деде?
— Да, конечно. Я с самого детства знал, что наша фамилия очень «политизирована». И одно из самых ранних воспоминаний относится к истории убийства моего деда. Когда я вырос, то слышал много разных версий этого покушения. Но уже с детства знал, что он был убит по политическим мотивам.
О личных качествах деда я мог судить по письмам, которые он писал родным, когда скрывался, находясь в розыске. Он всегда уделял большое внимание греко-католическим праздникам — Рождеству, Пасхе. Обрядовые вещи — такие как первое причастие — были также для него очень важны и служили поводом, чтобы написать, как сильно он скучал по своим детям.
У нас сохранились фотографии 50-х годов, когда дед Бандера и его семья жили в Европе. С одной стороны, их жизнь была ограничена, потому что деда пытались похитить и ему приходилось прятаться. С другой стороны, они имели возможность вести более-менее нормальную жизнь — катались на лыжах, путешествовали, ходили в походы.
— Когда вы начали пристально интересоваться личностью вашего деда?
— Не помню точно, с самого начала. Пока был жив мой отец, политика и борьба за свободу Украины были главными темами в нашей семье. Например, у нас было запрещено говорить на любом другом языке, кроме украинского. По-английски мы могли говорить только вне дома, и слава Богу — это заставило нас выучить родной язык.
Степан Бандера
www.vle.lt
— Вы помните, как Украина обрела независимость после распада СССР? Что вы делали и чувствовали в тот момент?
— В 1991 году было два ключевых момента. Первый — 24 августа, когда произошло провозглашение независимости Украины, и второй — 1 декабря, когда состоялся референдум о ее независимости, и в этот день я уже был в Украине.
В день провозглашения независимости я находился в Оттаве. Мы организовали манифестацию перед советским посольством против путча и против ареста украинских активистов. Кстати, в 1974 году перед советским посольством 17 дней держал голодовку мой отец — в знак солидарности с украинским диссидентом Валентином Морозом и другими политзаключенными, но это другая история. Тогда, в 1991-м, были арестованы Степан Хмара, Олесь Доний, Михаил Ратушный. Мы не думали, что независимость будет провозглашена именно в этот день, а когда узнали — устроили стихийный марш до канадского парламента. Диаспора восприняла эту новость с огромной радостью. С одной стороны, все получилось неожиданно, а с другой — это была реализация того, за что боролся дед Бандера и его поколение, а также много поколений украинцев до него.
Но западным странам было недостаточно, чтобы независимость провозгласила только Верховная Рада, им хотелось узнать волю народа. Не верили они в то, что украинцы по-настоящему хотят свободы. Поэтому для меня было логично поехать в Украину, чтобы помочь с агитацией перед проведением референдума. Мы привезли в Киев офсетные печатные станки, на которых штамповали листовки. Напечатали около 3 млн, у меня до сих пор сохранились образцы. И представители канадской диаспоры — 60 человек — раздавали их по всей Украине. Все хотели внести свой вклад в то, чтобы она стала независимой, демократической, цивилизованной европейской страной.
— Это была ваша первая поездка в Украину? Какие у вас остались впечатления?
— Да, мне был 21 год, и я не знал, чего ожидать. С одной стороны, мы выросли на историях шевченковской сельской идиллии, а с другой — знали про ГУЛАГ и советские концлагеря. Но в тот момент у меня не было времени фиксировать свои впечатления, надо было работать. Ведь тогда получилось так, что награда упала на нас с неба. А теперь идет война за то, чтобы отстоять независимость, полученную в 1991 году. 24 августа этого года у меня даже возникли мысли, что это был первый настоящий День независимости.
— А вы видели тогда, в 1991-м, желание независимости в украинцах?
— Да, конечно. Меня поразил консенсус в украинской элите, и вообще солидарность людей — например донецких шахтеров. Это было другое время, когда профсоюзы были по-настоящему независимыми. Надо сказать, что желание свободы в то время охватило и Россию, и она тоже встала на путь демократического развития, правда, потом сошла с этого пути.
— Российская пропаганда часто прибегает к нарративу о том, что Украина культурно и ментально делится на две части: западную и восточную, и вторая якобы всегда тяготела к России. Вам, западенцу, это бросалось в глаза?
— Я — внук Бандеры, но это только одна моя четверть. У меня есть другие дедушка и бабушка. Моя бабушка с маминой стороны родилась на территории, которая сегодня находится в РФ, — она из-под Курска. Поэтому при осмыслении себя нужно учитывать все генеалогическое древо. И для меня этого разделения на восток и запад не существовало и не существует. Это то, что российские политтехнологи привезли в Украину, чтобы помочь Януковичу накануне президентских выборов 2004 года. И думаю, что после 24 февраля, этого разделения тем более нет.
— Я правильно понимаю, что лозунг «Слава Украине!» придумал ваш дед? Он и его товарищи публично использовали его, когда их судили за убийство польского министра внутренних дел в 1936 году.
— Сам по себе возглас «Слава Украине!» известен еще с казацких времен. Но если вы имеете в виду связку «Слава Украине — Героям слава!» — да, это было приветствие в ОУН (Организация украинских националистов, одним из лидеров которой был Бандера. — Republic). Я как журналист не осмелился бы говорить, что именно Бандера мог зарегистрировать на него авторские права. В ОУН было много креативных людей, которые знали толк в том, что в то время было эквивалентно брендингу и маркетингу.
Это касается и имиджа самого Бандеры. Дед был подпольщиком: никто [за пределами организации] не знал, как он выглядит и кто он такой. Он представал в качестве загадочного полумифического персонажа, который пришел навести порядок на западных украинских землях.
Кстати, в первый раз Бандера сидел в тюрьме вместе со своим отцом — Андреем Бандерой. Польские власти посадили их за то, что они проводили панихиду по украинским сечевым стрельцам.
При этом с полномасштабным российским вторжением Бандера впервые столкнулся в пять лет, когда генерал Брусилов и царские войска вторглись в Галичину. Условно говоря, его личность формировалась, когда сапог русского солдата зашел в его село.
Родная сестра Степана Андреевича — бабушка Оксана — рассказывала мне, что русские привезли с собой всякую кухонную утварь, а местные дети спрятали эти принадлежности, лишив солдат возможности готовить еду. То есть они воспринимали их как захватчиков. И это один из аспектов, почему украинцы понимают Бандеру и почему он стал для них героем. Русский солдат — это захватчик, и Бандера об этом говорил.
