Wikipedia.org
В своей книге «Как играли царскую Россию в Нью-Йорке», вышедшей недавно в издательстве «Библиороссика», Натали Зеленски, доцент кафедры музыки в Колледже Колби в Уотервилле, штат Мэн, предлагает необычный взгляд на музыкальную жизнь русских эмигрантов в Нью-Йорке. Посредством музыки русская диаспора поддерживала отношения со все более мифологизируемой родиной, а также выстраивала и развивала образ русского зарубежья — процесс, который идет с 1920-х годов до наших дней.
Комбинируя результаты архивной работы с интервью, взятыми у представителей разных поколений и волн эмиграции, автор анализирует культуру популярной музыки русских эмигрантов, а также их вклад в американскую культуру и политику.
С разрешения издательства мы публикуем отрывок из главы «Исполнительство à la Russe».
Перевод с английского Дмитрия Гальцина
Музыка, эмиграция и белоэмигранты в Гарлеме 1920-х годов
Проработав целый день за швейной машинкой, на которой она шила модные в тогдашнем Нью-Йорке реплики парижских дамских шарфов и туник à la Russe, Ольга Попова (1894–1990) отправлялась в большой приходской дом русской православной церкви Христа Спасителя в Гарлеме. Там вместе с другими эмигрантами, бежавшими от Октябрьской революции (1917) и Гражданской войны в России (1918–1922), она участвовала в проходивших почти каждую среду творческих вечерах, где исполнялась музыка, читались стихи, ставились драматические этюды и устраивались танцы. Попова была дочерью шведского промышленника и его русской жены. Ее детство прошло в Сибири, и она какое-то время училась в консерватории, прежде чем выйти замуж за шведского дипломата и бежать из России в 1918 году. Брак Ольги распался из-за бурного романа с белым офицером Ефимом Поповым (1873–1972), с которым она познакомилась во время путешествия на корабле. Теперь в Русском клубе Гарлема Поповы входили в общество бывших русских дворян, офицеров и ученых, приходивших сюда в конце рабочего дня, закончив красить стены, полировать полы, смешивать химикаты и разрисовывать на конвейере детские игрушки.
Christ the Savior Papers, The Archives of the Orthodox Church in America
Эти так называемые «русские вечера» давали Поповым и другим русским беженцам в Нью-Йорке возможность уйти от своей новой повседневности, пообщаться друг с другом на родном языке и повспоминать о жизни на родине. Как и на прочих подобных собраниях в других центрах эмигрантской жизни — в Париже, Белграде и Харбине, — здесь часами могли не смолкать разговоры «о политике, об искусстве, о мечтах». Главной мечтой, как в первые годы эмиграции, так и спустя десятилетие, оставалось вернуться в Россию после краха большевистского режима. Хотя вернуться в Россию, свободную от коммунистического режима, не доведется ни Ефиму, ни Ольге Поповым,
гарлемские русские найдут способы сохранять связь с родиной: они кастрюлями варили борщ и пачками пекли пирожки с капустой, они основали православную церковь и назвали ее в честь монументального московского собора храмом Христа Спасителя
(московский собор, построенный на общественные средства в честь победы над Наполеоном в 1812 году, служил символом народной поддержки царского режима и был разрушен по приказу советского правительства в 1931 году), а при нем построили мемориальную часовню, где ставились свечи за упокой русских, погибших в Первую мировую и Гражданскую войны. Но также они слушали музыку, которую исполняли их товарищи по изгнанию, музыку, позволявшую эмигрантам «забыть настоящее и вспомнить нашу старую Россию»1.
https://www.youtube.com/watch?v=-7pAISbkCQg
Чем же была эта «старая Россия» и как она, пользуясь выражением Ричарда Тарускина, музыкально конструировалась? Для темы данной главы еще важнее другой вопрос — как музыка связывала русских изгнанников с утерянной Россией и определяла, что значит быть эмигрантом?2
1 — «К концерту Н. Поляковой и С. Фуллон», немаркированная вырезка из газеты. Christ the Savior Papers, The Archives of the Orthodox Church in America, Syosset, NY [далее — Christ the Savior Papers].
2 — Сам термин «эмигрант» был сознательно воспринят русскими, бежавшими от победы коммунизма в России, как отсылка к французской эмиграции в годы Великой французской революции.