Сергей Марков
Фото: Википедия
Ну, и такая, например, с утра пораньше новость:
«Прокремлевского политолога Сергея Маркова заподозрили в «дискредитации армии».
Самые предсказуемые реакции на такое сообщение это, конечно что-нибудь о том, что «система пожирает самое себя», или какие-нибудь горькие шутки про «уволен из Гестапо за жестокость», или «за что боролся, на то и напоролся», или что-нибудь еще примерно такое же.
Конечно же, злорадство, конечно же, «хихи-хаха». Как без этого. Этот «политолог» эти самые «хихи-хаха», разумеется, и сам неустанно провоцирует. Провоцирует редким гармоническим единством между регистром и тональностью собственных речей, — мечтой пародиста, — и собственным обликом, почти цирковой серьезностью выражения лица и столь же комической непреклонностью интонаций.
Это все так. Но и вот что еще.
Одним из самых, можно сказать, популярных и авторитетных в наши дни жанров социальной жизни стал набирающий силу и наливающийся крепкими мускулами буквально пламенеющий жанр доноса. Жанр популярный, можно сказать, уважаемый, всячески поддерживаемый и поощряемый со стороны различных «центров принятия решений».
И как любой перспективный и развивающийся жанр, он не может время от времени не выходить из своих жанровых берегов, его формы и растущая сумма его приемов не могут в конце концов не стать самоцелью, он не может в конце концов не начать переваривать сам себя.
Жертвами этого растущего как на дрожжах жанра рано или поздно непременно окажутся его творцы, то есть самые активные и пламенные стукачи отечества.
Людям, которые постарше, людям, не забывшим поздние советские годы, довольно трудно привыкнуть к тому, что стукачество перестало быть постыдным занятием.
То есть не то чтобы в те годы не было стукачей. Еще как были! И не то чтобы их было мало. Ох, совсем не мало их было! Но мне не приходилось ни видеть, ни слышать, чтобы кто-нибудь похвалялся своими стукаческими достижениями.
Теперь же средневековые «слово и дело» выползли на поверхность общественной жизни и стали, что называется, рулить. Стали править бал, не только не скрываясь от нескромных глаз сограждан, но и бойко и шумливо «гулять по буфету».
Что же касается самого «новомученика», то скажу, что лично я никакого злорадства в данном случае не испытываю, а испытываю, напротив, нечто вроде сочувствия…
Много лет подряд в определенный день я приходил на Лубянскую площадь к Соловецкому камню, где самые разные люди самых разных возрастов со свечками в руках зачитывали имена самых разных людей, убитых, а потом и реабилитированных советской властью.
Когда я слушал бесконечный список этих имен и когда два-три имени произносил в микрофон сам, я иногда думал об этих неведомых мне людях.
Я, разумеется, не знал и не узнал о них ничего, кроме их имен-фамилий, их профессий и дат их расстрела.
Я не знал об этих людях ничего. Возможно, это были люди глупые, возможно — умные. Возможно, кто-то из них был негодяем и сам писал доносы на других. Возможно, они были прекрасными и благородными людьми, а возможно — и нет. Кто-то, может быть, был жадным, а кто-то щедрым. Кто-то учился хорошо, а кто-то остался полуграмотным неучем. Кто-то был таким, а кто-то другим. Или все они были такими или сякими. Кто их знает.
Но общая их судьба выравнивает и выпрямляет каждого из них и всех вместе перед бесстрастным лицом истории.
Этого незадачливого политолога никто вроде бы не расстреливает, по крайней мере — пока. А пока его только в чем-то там «подозревают» и на что-то там «проверяют».
Но подозревают его не в оглушительной звенящей глупости и не в запредельной тошнотворной сервильности, а в каких-то дурацких «дискредитациях».
Дискредитация, впрочем, имеет место, чего уж там. Но если этот шлимазл что-нибудь и дискредитирует, то он дискредитирует прежде всего профессию политолога и взятую на себя роль проницательного интеллектуала, а уж точно не то, что ему «шьют».
Так что смеяться, пожалуй, не следует. То есть, конечно, следует, но не над этим. Слетевшая с катушек машина в полной темноте бессистемно хлопает вокруг себя железной ладошкой, попадая в самых случайных людей. Может невзначай заехать и «прокремлевскому политологу», а может и каждому из нас.
