Солдаты армии США переправляются через реку Раппаханнок, 11 декабря 1862 года
Изображение: Wikipedia / Kurz & Allison, Art Publishers, Chicago, U.S.
«Война прекрасна в своей простоте. Весь секрет в том, что нужно бить врага. Дерзай, и мир прогнётся», — философствовал капитан Прайс из культовой серии шутеров Call of Duty. Наверняка под этими словами подписалось бы немало военачальников из реальной истории. Действительно, что сложного? Командование разрабатывает и отдаёт приказы, подчинённые — их претворяют в жизнь. Так выигрывались и выигрываются все войны в мире.
Другое дело, что составление военных планов и их исполнение взаимозависимы. Любая тактика со стратегией бессмысленна без мотивированных и обученных войск. А самая боеспособная армия не способна через одну свою доблесть восполнить изъяны изначально ошибочного плана. Обычно в таких случаях вспоминают расхожую присказку: генералы всегда готовятся к прошлой войне. Но, как показывает опыт многих битв в истории, гораздо хуже, когда полководец пытается учиться на опыте идущих действий, да делает из полученных уроков неверные выводы.
В Гражданской войне в США зимой 1863 года так вышло с наступательной кампанией северян. Их попытка неожиданным броском выйти ко вражеской столице Ричмонду обернулась обескураживающим провалом: в боях у крошечного городка Фредериксберг армия Союза впустую потеряла несколько дивизий. Это было настолько кошмарно, что побеждённые даже не думали о немедленном реванше, а конфедераты не столько радовались победе, сколько философствовали: «Как хорошо, что война так ужасна, иначе мы б её слишком полюбили».
Не сотвори Наполеона себе
Американской междоусобице посвящено бесчисленное множество фильмов: блестящих и проходных, снятых достоверно и не без домысла, личных драм и эпичных батальных полотнищ. Но одна деталь показанных в них боёв одинаково вызывает у современного зрителя удивление пополам с ужасом. Под плотным огнём противника пехота как северян, так и южан обычно идёт неспешно, строевым шагом, в плотно сомкнутом строе.
Кто-то, конечно, здесь возразит: а что, разве в те времена воевали по-иному? Взять хоть наполеоновские войны — тот же плотный строй, те же две или три шеренги. Но в том и дело, что Аустерлиц или Бородино — это одно, а вот Геттисберг, Чанселорсвилл или Фредериксберг — совсем другое. В начале XIX века пехотинцы стреляли из гладкоствольных ружей. К середине столетия их в армиях развитых стран почти полностью вытеснило нарезное оружие.
Британские винтовки «Энфлид» на взятых северянами позициях врага после Второй битвы при Фредериксберге. 3 мая 1863 года
Фото: Wikipedia / Mathew Benjamin Brady
В 1820-х годах оружейники из США, Франции и Великобритании совершили ряд революционных изобретений: прежде всего, разных вариантов особой нарезной пули и порохового капсюля-воспламенителя. Эти новинки воплотились в винтовках «Спрингфилд», «Энфилд» и другом нарезном оружии, которое в американской войне 1861–1865 годов активно применяли обе стороны.
Дальность стрельбы новых образцов выросла в разы, а количество осечек сократилось на порядки. За минуту один стрелок мог выстрелить дважды, а то и трижды, совершив для каждой перезарядки всего 9–10 действий.
Человеку из XXI века это кажется дикой архаикой, но два века назад такие технологии выглядели поистине смертоносным супероружием.
Оружейники добились прорыва, в то время как генералы почивали на лаврах. Зачем придумывать новшества, если в учителях сами Фридрих Великий и Наполеон Бонапарт? Всё стоящее придумали ещё до твоего рождения, так что мудрить ни к чему, — рассуждали полководцы. Ставь солдат в сомкнутый строй, колоннами или линиями в три шеренги, и пусть они под барабанный бой и с развевающимися знамёнами добывают себе боевую славу.
Образец линейной тактики: атака прусских гренадер в битве при Гогенфридберге (Вторая Силезская война). 4 июня 1745 года
Изображение: Wikipedia / Carl Röchling
Мало кто отдавал себе отчёт, что великие военачальники прошлого плясали от ограниченных возможностей фузей и мушкетов своих лет. Развернуть полк в шеренги служило единственным способом выжать хоть какой-то эффект из капризных и прихотливых кремневых ружей, дававших до 40% осечек. Линия становилась чем-то вроде многоствольного пулемёта — только так можно было причинить противнику урон, да и то на расстоянии не больше 300–400 метров. Обменявшись залпом-двумя, пехотинцы в чистом поле сходились в штыковой, обычно и решавшей судьбу сражений рубежа XVIII и XIX века.
Нарезное оружие сделало войну принципиально иной. Красивые атаки ровными сомкнутыми рядами всё чаще оборачивались кошмарными гекатомбами. Но до поры до времени большинство военачальников середины XIX века отказывались это признавать. Редким исключением на общем фоне служил генерал Роберт Ли, командовавший Северовирджинской армией конфедератов.
«Генерал Ли был одним из немногих полководцев гражданской войны, который понял необходимость применения принципиально новой тактики. По возможности он старался избегать безумных лобовых ударов и часто прибегал к искусному маневрированию или тщательно подготовленной тактической обороне. Кроме того, Ли, военный инженер по образованию, уделял огромное внимание полевым укреплениям и траншеям и внес значительный вклад в разработку фортификации»
— Кирилл Маль, российский историк
Но и проницательный Ли порой предпочитал воевать по старинке. Вообще, понимание, что война уже стала другой, доходило до излишне консервативных генералов слишком медленно. Новые подходы возникали по итогам кровавых битв. А ценой за озарения, как и во все эпохи, служили жизни простых солдат, большинство которых надело военную форму по воле случая.
Генерал, который слишком любил лошадей
Одна особенность Гражданской войны в США бросается в глаза при самом беглом взгляде на географическую карту. Бóльшую часть конфликта две столицы — стоящие друг от друга всего в 109 милях (175 километрах) федеральный Вашингтон и конфедеративный Ричмонд — находились в прифронтовой зоне. Неудивительно, что и северяне, и южане одинаково хищно смотрели на главный город своего врага.
Считалось, что ещё чуть-чуть, буквально один выверенный удар, и неприятельская столица падёт, а противник будет вынужден пойти на переговоры. Поэтому, едва отогнав непрошенных гостей со своей территории, армии Союза и Конфедерации одинаково начинали думать о своём наступлении. Оно терпело крах, и стороны менялись местами. Так что к зиме 1863 года на Восточном театре войны складывался замкнутый круг.
Атака Железной бригады в битве при Энтитеме. На картине 1887 года показан характерный для Гражданской войны в США удар выстроившейся в линии пехоты
Изображение: Wikipedia / Thure de Thulstrup
Летом-осенью 1862-го неудачу потерпела кампания южан в штате Мэриленд. Какое-то время территория пробыла под оккупацией войск генерала Ли, но местные жители, не спешившие порывать с рабовладением, отказались и примыкать к Конфедерации. 17 сентября 1862 года кампанию завершило Энтитемское (Шарпсбергское) сражение. 35-тысячная армия южан выдержала удар вдвое превосходящего противника, при этом потеряв и способность действовать дальше в чужих землях. Ли приказал отступать.
Тем не менее, президент США Авраам Линкольн критиковал действия своих войск. Он полагал, что командующий ключевой у северян Потомакской армии генерал Джордж Макклеллан сначала упустил возможность добить отходящих южан, а затем затянул подготовку собственного наступления. Военачальник несколько нелепо оправдывался усталостью армейских лошадей.
«Надеюсь, Вы простите меня за вопрос, но чем таким занимались кони в Вашей армии после битвы на Энтитеме, что могло их настолько изнурить?»
— Авраам Линкольн
А в середине октября 1862 года отдохнувшие лошади Макклеллана стали желанной добычей южан. Отряд конфедеративной кавалерии Джеба Стюарта провёл по тылам северян лихой рейд, угнав к своим около 1200 непарнокопытных. Взбешённый Линкольн отправил Макклеллана в отставку. 7 ноября командование Потомакской армией принял один из её бывших корпусных начальников, генерал-майор Эмброуз Бёрнсайд.
Линкольн и Макклеллан в полевом штабе после Энтитемской битвы, 3 октября 1862 года
Фото: Wikipedia / Allen C. Redwood
Отставка Макклеллана имела не только военное, но и политическое измерение. Ведь генерал открыто стоял на позициях в духе «не всё так однозначно». На приказы из столицы он нередко отвечал пространными манифестами с советами, как отстоять южные штаты без битв. Военачальник часто заявлял, что мятеж конфедератов во многом спровоцировал сам федеральный центр, а идея отменить рабовладение в Дикси — неописуемая блажь.
Как раз осенью 1862 года Линкольн и обнародовал Прокламацию об освобождении рабов. Документ больше носил характер декларации, притом обращённой больше к европейцам, чем американцам; в лояльных Северу рабовладельческих штатах позорный институт временно сохранялся.
Как сослуживцы, так и противники признавали, что Макклеллан представлял собой излишне академичного военачальника, терявшегося в нестандартных ситуациях вроде рейда Стюарта. Правда, рядовые солдаты Союза своего отставленного начальника искренне любили — за заботу о снабжении подчинённых и нелюбовь к непродуманным лобовым атакам. Через месяц с небольшим северянам останутся одни воспоминания о таком стиле командования.
