Komsomolskaya Pravda/Global Look Press
В начале 1941 года Сталин приказывает снять картину про Ивана Грозного. Он задумал создать образ Ивана Грозного по своему подобию — так же, как и царь Иван, Сталин оказался перед лицом относительной оппозиции в лице старых большевиков, ставших на пути прогресса, как в свое время часть бояр стала на пути мудрой политики Ивана Грозного. Дело поручено, разумеется, Эйзенштейну, правильно зарекомендовавшему себя на «Александре Невском». Эйзенштейн собирает свою постоянную команду, начиная с оператора Эдуарда Тиссэ и кончая исполнителем главной роли Николаем Черкасовым, снова приглашает Сергея Прокофьева писать музыку и принимается за выполнение сталинского приказа.
«Ни одного грамма пролитой крови мы не собираемся сбрасывать со счетов биографии царя Ивана. Не обелить, но объяснить», — писал Эйзенштейн во время подготовки к съемкам. Впоследствии такая постановка вопроса стоила ему жизни — не принявший его подхода к фигуре Ивана Грозного Сталин, измотав режиссеру нервы, не примет второй серии «Ивана Грозного», спровоцировав подряд два тяжелейших инфаркта у Эйзенштейна и обеспечив ему раннюю смерть. Эйзенштейн нужен был Сталину именно для того, чтобы «обелять» — объяснения были ему не нужны.
Съемки начались в 1943 году в Алма-Ате, и первая часть вышла в 1945. Алексей Герман-младший неожиданно заинтересовался процессом создания эйзенштейновского шедевра и надумал снять на эту тему производственную драму. «Мы пишем кино про то, как работала ЦОКС (Центральная Объединённая киностудия) в эвакуации. Про то, как Эйзенштейн снимает «Ивана Грозного». Эта идея возникла у Константина Львовича Эрнста. У меня особенное отношение к тому, как будет показан Эйзенштейн у нас в фильме. Он был великий мыслитель и потрясающий художник», — так пояснил Герман-младший свой внезапный интерес к предмету.
Russian Look/ Global Look Press
Судьба Эйзенштейна, конечно, оказалась трагической, но все равно — как хочется прикоснуться к великому, секундочку постоять с ним рядом на пьедестале. Наверное, Герман представлял себе, как Эйзенштейн рассказывал интересующимся: «Мы пишем кино про то, как Иван Грозный взошел на престол. Эта идея возникла у Иосифа Виссарионовича Сталина. У меня особое отношение к тому, как будет показан Иван Васильевич на экране».
С каким прелестным подобострастием Алексей Алексеевич именует своего покровителя — по всей форме, с отчеством. То, что речь о пропагандисте номер один, внесшем неизмеримый вклад в войну, — забудем. Константин Львович ведь помогает нести в массы культуру, не в последнюю очередь — фильмы Германа-младшего. Для художника с пониженным обонянием в определенный момент деньги Эрнста перестают пахнуть войной. Вот и славно, трам-пам-пам. Искусство — это ведь какая сила, оно все спишет. Война кончится, Эрнст уйдет в небытие, а кино останется — правда, Алексей Алексеевич? Баюшки-баю.
А знаете, что Герман-младший будет говорить потом, когда все эрнсты сойдут на нет и его спросят: «Что же ты, сын такого великого и бескомпромиссного отца, начинавший как записной либерал, позарился на деньги из грязных рук? Обоняние отказало — ясно. Но и зрение — тоже? Кровь на руках не заметил?»