Путин в роли Чемберлена

Массовые протесты 2011–2012 годов кардинально изменили политическую картину в России. Власть одной рукой давит на оппозицию уголовными делами и медиаатаками, а другой пытается проводить социальные и политические реформы, устраивать антикоррупционные кампании – словом, как-то реагировать на подъем недовольства. Удастся ли режиму Владимира Путина доказать свою дееспособность и перехватить инициативу у лидеров Болотной? Когда люди снова начнут выходить на улицы? И наконец, каким видят будущее России сами россияне? Об этом и многом другом в колонке президента Центра стратегических разработок Михаила Дмитриева для Slon.

Что будет с протестами в наступившем году?

В 2013 году вряд ли появятся триггеры, которые могли бы послужить основой для массовых протестов. В Москве усилению протестов может способствовать политический календарь, связанный с выборами. В 2013 году должны пройти выборы губернатора Московской области и, возможно, выборы в Законодательное собрание Москвы. Наверняка власти попытаются повлиять на исход этих выборов, выдвинуть своих кандидатов. Борьба за Заксобрание, видимо, будет нешуточная, поскольку «Единая Россия» не пользуется популярностью в Москве. Но, по моим ощущениям, это не настолько приоритетная тема для москвичей, чтобы мы вернулись к стадии массовых протестов, как это было при федеральном голосовании. Конечно, в любой момент могут произойти непредсказуемые события, которые подтолкнут к массовым акциям.

Пока для населения страны в целом доминирующей остается экономическая проблематика. Существенное ухудшение экономической обстановки может снова усилить политическую активность в провинции, что имело место после кризиса в 2010 году. Однако пока мы можем ожидать в 2013 году только торможения экономического роста, но не экономический спад. Консенсус-прогноз экономистов на 2013 год – рост ВВП на 2,5–3% (этот прогноз исходит из того, что зона евро не развалится). Даже если экономическая ситуация в России будет развиваться по очень неблагоприятному сценарию, на протестную активность она повлияет с задержкой – на полгода или больше.

Москва-2014: миллион человек на улицах?

В Москве у властей и у протестного движения 2013-й будет годом раскачки и очередной пробы сил, а вот серьезный триггер – это 2014 год, на который намечены выборы мэра. Тогда ситуация с высокой вероятностью создает возможности для возобновления массовых протестов. Из новейшей истории России известно, что популярный мэр столицы, оппонирующий федеральной власти, может оказаться для нее смертельно опасным соперником.

На выборах-2014 федеральные власти попытаются выдвинуть лояльную кандидатуру. Но вопрос в том, будет ли у властей в запасе лояльная кандидатура, которая сможет завоевать доверие населения Москвы. Есть ощущение, что уже сейчас Сергей Собянин теряет потенциал для своего выдвижения в качестве кандидата. Если власти поддержат лояльную, но непопулярную кандидатуру, то выборы, скорее всего, пройдут в очень конфликтной форме, особенно если в качестве оппозиционного кандидата появится заметная фигура, пользующаяся явным доверием и симпатиями населения. Протесты тут очень вероятны, причем их массовость стоит оценивать по нынешней протестной склонности населения Москвы. Она по-прежнему находится на уровне, близком к 15% взрослого населения, то есть более миллиона человек.

Могут ли протесты сойти на нет?

Сейчас массовые социальные группы – не только в крупных городах – начинают предъявлять запрос на лидеров новой формации. В нашем осеннем количественном опросе по претензиям к федеральным властям из шести запросов, значимость которых указали не менее двух третей респондентов, три – чисто политические. Один из них: власти только декларируют борьбу с коррупцией, но реально с ней не борются. Второй: стремление остаться у власти любой ценой, что явно демонстрирует запрос на новых лидеров. Люди не понимают, кто может быть этими новыми лидерами, но старые их все меньше устраивают. И третий: претензия к клановости политической системы, ее неподотчетности внешним социальным силам и слабая чувствительность к запросам населения.

Затухание протестной активности происходит на фоне легитимизации протестов как формы политической деятельности и политического давления на власть. До недавнего времени люди воспринимали ее как маргинальную деятельность, которая вызывала у них внутреннее раздражение и сопротивление. К концу осени сложилось согласие практически всех основных социологических и политологических центров в отношении такого изменения, включая официальные центры вроде ВЦИОМа или Фонда содействия развитию гражданского общества, который недавно опубликовал доклад о спаде протестного движения.

Наши последние исследования, в том числе психологические, показывают, что источники недовольства носят очень глубинный характер. Они уже проявляются на подсознательном уровне, вызывают довольно сильную фрустрацию людей, ощущение отчуждения власти. При высоком внутреннем напряжении и падении доверия лично к Путину периодические внешние выплески этого напряжения будут очень вероятны.

Возможен ли ребрендинг Путина?

Личный ребрендинг Путина – это из области научной фантастики. В конце этого президентского срока – в 2018 году – исполнится 19 лет с момента его прихода к власти. Это слишком большой срок для любого политического деятеля, даже по меркам автократий ХХ века. К концу 2017 года Путин сравняется с Леонидом Брежневым по числу лет пребывания у власти. К тому времени многие позитивные черты характера Брежнева, например сравнительная политическая толерантность, а также простонародные черты характера, уже воспринимались как повод для издевательств и осуждения, хотя сами по себе не несли никакой отрицательной нагрузки.

Сейчас Путин меняется гораздо медленнее, чем общество. Должен произойти глубокий психологический надлом, чтобы он радикально изменил свое мировосприятие и чтобы это почувствовалось во всех его внешних проявлениях – поведении, риторике, отношении ко многим ключевым для страны проблемам. В его возрасте это очень маловероятно.

Антикоррупционная кампания власти: все всерьез?

История борьбы с коррупцией, которую начал Путин, напоминает задачку из детской книжки. У вас есть лодка, и вам нужно с помощью этой лодки с одного берега на другой перевезти волка, козу и капусту так, чтобы никто никого не съел. У Путина проблема примерно та же. Он не может позволить себе подорвать лояльность верхнего эшелона элит, нарушая неписаный договор с ними, допускавший масштабную коррупцию в верхах. С другой стороны, та форма, в которой Путин вынужденно пытается бороться с коррупцией, неубедительна для населения. А именно – перенося всю тяжесть удара антикоррупционной борьбы на отдельные кейсы, касающиеся чиновников и бизнесменов среднего уровня. Результатом может стать подрыв лояльности среднего эшелона элит.

К чему ведет утрата лояльности среднего звена? Можно вспомнить известную историю с Уинстоном Черчиллем. В 30-е годы он был диссидентствующим политиком, ему не доверял кабинет Невилла Чемберлена и считал его таким маргиналом, что полностью отрезал его от какой-либо конфиденциальной информации о деятельности правительства. Но такую информацию Черчилль получал от одного из рядовых чиновников кабинета министров, который из патриотических соображений снабжал его разведывательными данными о состоянии военного производства Германии. Эта информация позволяла Черчиллю выступать с очень жесткими и информированными речами в парламенте и сделала его преемником для Чемберлена, когда тот дискредитировал себя в начале войны с Германией.

Нелояльность чиновников и элиты среднего уровня чревата для Путина тем же самым. Появится много диссидентов, которые начнут работать на оппонентов власти. Волей-неволей это будет раскалывать всю элиту, целые кланы начнут отваливаться от системы, в том числе из-за страха за свою личную судьбу. Ведь арест по обвинению в коррупции для любого человека в нашей стране – это по сути конец жизни.

Время путинских реформ закончилось

Проведение ответственной социальной политики, а тем более осуществление сложных институциональных преобразований, которые назрели, но которые трудно проводить сейчас, – все это возможно только после более глубокого обновления власти и политической системы. Нужно планировать обновление персонального лидерства и механизмов функционирования политической системы, потому что эти механизмы уже не устраивают подавляющее большинство населения. Непопулярная власть столкнется с тем, что даже разумные меры будут восприниматься негативно и отторгаться.

Характерный пример – реформа образования. Требование отставки министра образования весной в наших фокус-группах было одним из наиболее распространенных. Когда министра образования заменили, мы столкнулись с тем, что люди по-прежнему требуют отставки министра образования. Многие из них даже не узнали, что он ушел в отставку, а все равно недовольство единым государственным экзаменом числится в десятке приоритетов причин недовольства властями. При этом нельзя сказать, что реформа образования проводится так уж разрушительно. Даже непопулярный ЕГЭ – это скорее достижение нашей образовательной системы, а отнюдь не инструмент, который ее разрушает!

Правительство больше не сможет позволить себе терять популярность и наращивать скрытое недовольство населения ради проведения давно назревших реформ. На примере пенсионной реформы мы видим, как, столкнувшись с активной публичной критикой первоначальных предложений и реформ, правительство и президент сами начали пересматривать ее основные элементы.

Другой пример – военная реформа. Долгое время Путин обладал достаточным политическим ресурсом, чтобы проводить эту реформу в довольно жестком формате, в том числе порождая конфликты с военным истеблишментом. Но сейчас для этой тактики политического ресурса уже не хватает. Отставка Анатолия Сердюкова означает курс на свертывание военной реформы и попытку достигнуть консервативного компромисса с военной элитой.

Если не путинская стабильность, то что?

Взгляды российского населения на взаимодействие государства и общества приближаются к запросам населения развитых стран – не во всем, но в значительной мере. Это не столько идеология, сколько запрос на новый политический курс. У населения острый спрос на повышение качества жилищной инфраструктуры и доступности жилья – в стране дефицит жилья. Далее, это качество и доступность образования и здравоохранения, эффективный правопорядок, институты правового государства. Это принципиально иная идеология, чем идеология первого путинского десятилетия, где акцент делался на количественный рост доходов населения с полным пренебрежением к развитию институтов.

Сейчас разговоры в терминах «суверенной демократии» вызывают только раздражение. Это явно исчерпавшая себя парадигма. Людям должна быть предложена некая модель их реального, а не имитационного воздействия на государственную политику, которая будет отражать запрос за большую открытость и более проактивную позицию людей в плане влияния на власть.

Активен запрос по принципу конкретных дел. Люди верят тем, кто решает проблемы низового уровня, которые очень конкретны, не абстрактны. Это уже не идеология. Это не высокие разговоры о былом величии Российской империи, восстановлении России в границах 1912 года путем Таможенных и иных союзов. Это вопрос очень тонкой перенастройки всей системы принятия решений на ставшие гораздо более разнообразными и искушенными запросы людей.

В высказываниях на фокус-группах иногда звучат слова, что надо бы посильнее закрутить гайки. Но в действительности люди формируют совершенно другой запрос – на более открытое и свободное общество. Это видно на примере негативного отношения наших респондентов к закручиванию политических гаек против протестующих. Подавляющее большинство людей осуждает эти меры.

Идеальная модель взаимоотношений власти и общества, как ее понимают респонденты в нашем исследовании, включает элементы патернализма. Но это иной патернализм, чем тот, который сложился в системе власти сегодня. Сейчас люди воспринимают себя как жертвы власти, которая отделена непроницаемой перегородкой от общества и все решает за него. В идеальной модели люди воспринимают власть как часть глубоко интегрированного социума, проводя аналогии с пчелиным ульем или муравейником. Это в некотором смысле иерархические системы, но там все заботятся друг о друге, добровольно вступают в кооперацию и сотрудничество, которое базируется не на принуждении, а на естественном разделении труда и доверии. Сейчас к власти сложилось отношение как к опасной, жесткой и достаточно эффективной силе, направленной не столько во благо населения, сколько во вред ему.