Иллюстрация: Gemma Latimer

Министр образования и науки Дмитрий Ливанов поделился своими размышлениями о реформе образования с читателями «Огонька». Это очень правильный шаг: научная и преподавательская общественность давно возмущается тем, что Министерство не объясняет своих решений и не вступает в диалог с теми, кого реформирует. 

Ливанов выделяет «три ключевых вопроса»: куда идти – к восстановлению «советского научно-образовательного комплекса или к новым институтам и механизмам развития»; как распределять государственные ресурсы в системе образования и науки – «поднимать всю систему или оптимизировать ее»; и, наконец, как повышать качество – административными методами или увеличивая «прозрачность системы» в расчете на профессиональное сообщество. 

Безусловно, это важнейшие проблемы, хотя сначала надо было бы ответить на более общий вопрос: зачем российскому обществу система образования, какую роль она в нем выполняет. Но согласимся с нобелевским лауреатом Андреем Геймом: такие вопросы надо решать политикам, «скажем, президенту Путину или членам Государственной думы, которые являются профессиональными политиками, а Ливанов – профессиональный администратор» . 

Посмотрим, как министр отвечает на поставленные им самим вопросы. По поводу первого ответа трудно спорить: «Вперед может звать только образ будущего». Правда, настораживает, что «нам этот образ предстоит вместе сформировать»: то есть продолжающиеся уже много лет реформы образования идут без цели? Ладно, пусть это просто неудачная метафора; в целом можно согласиться, что назад в советскую систему дороги уже нет. 

Ответ на второй вопрос предоставляет уже поле для сомнения. «Приоритет качества, – пишет Ливанов, – требует селективной поддержки тех институтов, вузов и отдельных ученых, которые могут обеспечить эффективное с точки зрения общественной значимости использование ресурсов». Но это предполагает, что мы уже определились, зачем обществу образование. Без этого невозможно определить «эффективность» и, значит, принять решение о селективной поддержке.

Но интереснее всего ответ министра Ливанова на третий вопрос – о том, как повышать качество: «Атмосфера терпимости к низкому качеству высшего образования, которая сложилась в последние годы, на мой взгляд, в краткосрочной перспективе не позволяет нам рассчитывать только на прозрачность, только на репутационные механизмы и только на честность. Нам в течение какого-то времени придется сохранять административное давление на систему».

Я считаю, что тут министр ошибается. Именно административное давление на систему – один из основных факторов снижения качества образования, а все инициативы по борьбе за качество, которые я знаю, исходят от рядовых преподавателей, вынужденных с этим административным давлением бороться. 

Важнейшим фактором снижения качества образования стала система «подушевого финансирования» вузов, при котором отчисление студента воспринимается как удар по бюджету учебного заведения и потому наглухо блокируется административной вертикалью. Таким образом, «терпимость к низкому качеству высшего образования» исходит как раз от администраторов, а не от профессоров. Однако министр в этом же интервью снова говорит о «переходе к нормативно-подушевому финансированию программ высшего профессионального образования» в ближайший год (разве еще не везде на него перешли?). 

Дальше Ливанов справедливо утверждает, что «наука и образование не могут существовать без доверия. Это области деятельности, основанные на доверии и на оценке репутации». Это сказано в контексте диссертационного скандала. Но почему же эта мысль не работает, когда речь заходит о качестве во всей системе образования?

Министр также сетует, что «опора на экспертное сообщество и надежда на то, что профессионалы смогут расставить все точки над «i» и выстроить систему приоритетов и оценок, пока не оправдываются». Вероятно, я просто не знаю, каким образом Министерство пыталось опереться на экспертное сообщество (если речь идет о созданных при Минобрнауки Общественном совете и Научном совете, то не похоже, чтобы перед ними ставились такие задачи). Но в любом случае очевидно, что привлечение ученых к выработке бюрократических критериев оценки – не лучший способ получения от них совета. 

«Административное давление» исключает становление независимой профессиональной экспертизы, поскольку закладывает в систему столкновение экспертного мнения с административным решением – с печальными для экспертизы последствиями. 

Вместо этого надо было бы создать условия для укрепления положения профессиональных сообществ. Роль Министерства должна заключаться в установлении прозрачных, но жестких «правил игры», а не в административном нажиме. Эти правила игры должны снизить полномочия администраторов (вплоть до деканов факультетов), в то же время повышая степень ответственности профессиональных органов, – от диссертационных советов до индивидуальных экспертов. 

Стоит обратить внимание, что в традиционной системе контроля качества образования заложено как раз экспертное мнение – председателя государственной аттестационной комиссии (профессора из другого вуза), членов диссоветов, экспертов ВАК и грантовых конкурсов. Административное давление означает, как правило, лишь переход права решения от ученых к чиновникам. Ученый принимает решение, оглядываясь на мнение профессионального сообщества, то есть думает о репутации, а чиновник – на мнение собственного начальника, то есть, упрощая, думает о поощрении или наказании. По многим причинам первая ситуация более устойчива. 

Министерство боится появления некачественных вузов? Но они уже появились. Чем придумывать формальные критерии бюрократической оценки, может быть, лучше сформировать ГАКи из принципиальных профессионалов, не работающих в проверяемых вузах: значительная доля неудовлетворительных оценок при выпуске эффективнее министерского приказа закроет негодный вуз. 

Чиновники защищают диссертации, полные плагиата? Проблема не в том, что диссоветов очень много или они сформированы не при тех вузах (самые именитые политики защищались у нас в МГУ), а в том, что эти решения продавливали те же администраторы от науки. Ответственность за присужденную степень должна ложиться на вуз и на конкретных ученых – специалистов именно в той области, в которой написана диссертация. Хотят они иметь среди коллег нового доктора – пусть принимают такое решение. 

Наконец, государственные контракты на научные исследования, распределяемые министерством. Сегодня многотомные отчеты по работе способны порадовать только бюрократию, тогда как коллеги-профессионалы легко поймут, сделана ли научная работа, по публикациям авторского коллектива. Так почему не ограничиться этой научной экспертизой? 

В логику административного контроля заложено системное недоверие государства к ученым и профессорам. Недоверие это становится стимулом к разрушению института репутаций. Странно, что государство исходит из предположения, что оно в большей степени, чем ученые, заинтересовано в поддержании высоких научных и образовательных стандартов. Вовсе нет. Научное сообщество способно поддержать качество «на своей территории»; не надо только ему мешать.