Российский и китайский ВМФ проведут в 2015 году масштабные учения в Средиземном море, а затем в Тихом океане. Задача? Как говорит замминистра обороны Анатолий Антонов, взаимодействие вооруженных сил призвано в том числе противодействовать «цветным революциям», которые представляют собой «эксперименты западных политтехнологов».
Возникает вопрос, как ракетные фрегаты и минные тральщики могут помешать этим самым политтехнологам реализовать их планы? Но задавать его могут только те, кто не понимает, что мы живем в многополярном мире. В нем самым важным является ответ на бессмертный вопрос Фаины Раневской «Против кого дружим?». Вопросы «Зачем?» и «Каковы будут последствия дружбы?» в многополярном мире считаются не вполне приличными.
Апофеоз прагматизма
История идеи многополярности в России начинается где-то во второй половине 90-х. Тогда, с приходом в 1996 году на пост министра иностранных дел Евгения Примакова, сначала осторожное, а потом все более заметное антизападничество и ностальгия по советскому «величию» стали важным элементом внешнеполитического мышления. Эпоху сближения с Западом, связанную с именем первого министра иностранных дел современной России Андрея Козырева, заклеймили как время национального унижения. Вместо козыревского «романтизма» России был предложен так называемый «прагматизм».
Под ним подразумевалась нехитрая мысль: если мы будем дружить со всеми, кому по тем или иным причинам не нравится Америка и Запад вообще, то мы подорвем западную гегемонию, обретем новых друзей, прежде всего в лице Китая, и сможем вновь на равных говорить с Вашингтоном. Со временем этот набор идей стал фактически официальной идеологической программой внешней политики. А за последние годы он дополнился идеей «многообразия цивилизаций» – еще одним слабо завуалированным вариантом советского лозунга «Ваша западная демократия нам не указ!».
Недавняя встреча «большой двадцатки» в Брисбене предоставила прекрасную возможность посмотреть, работает ли концепция многополярного мира в интересах России в условиях противостояния с Европой и Соединенными Штатами. Вывод довольно прост: не работает. И если солидарно-жесткую позицию стран «семерки» и австралийских хозяев саммита в отношении российской политики можно было предсказать, то надежда на солидарность с Москвой незападного мира никак не оправдалась. Ни другие страны БРИКС, ни Турция не стали конфликтовать с Западом из-за России.
Китай, о большой дружбе с которым каждый день рассказывают органы госпропаганды, продемонстрировал, что выстраивание на новом уровне отношений с Америкой и закрепление ведущих позиций в Азиатско-Тихоокеанском регионе для него намного важнее связей с Россией. Соглашение о существенном облегчении визового режима с США, договор о свободной торговле с Австралией, подробное обсуждение климатических изменений – опять же прежде всего с Соединенными Штатами. Пекинские товарищи выделяют не очень много времени на политическую поддержку политики России.
Внешнее в жертву внутреннему
Многополярность сыграла с Москвой злую шутку. С одной стороны, коллективный Запад свои позиции если и ослабил, то далеко не так драматически, как почему-то принято считать в Москве. С другой стороны, Индия, Турция, Бразилия и, конечно, Китай тоже стали играть более заметную роль, прежде всего в мировой экономике. И получается: если считать, что многополярный мир действительно возник, то Россия оказалась в нем одним из наиболее слабых и уязвимых полюсов.
Ни одна из стран G20 не переживает, подобно России, постимперский синдром, да еще в столь острой форме. И в Китае, и в Индии, и в ЮАР антиамериканизм, в том числе в элитах, довольно развит. В государствах и обществах так называемого догоняющего развития это явление вполне естественное. Но они этот свой комплекс неполноценности научились обуздывать ради достижения стратегических целей. Даже в эрдогановской Турции, с ее исламистским правительством, агрессивное антизападничество не служит целям внутренней мобилизации граждан на поддержку властей и не является, в отличие от нашей страны, едва ли не единственным инструментом этой мобилизации.
Почти всеобъемлющая зависимость российской внешней политики от внутриполитического курса привела к непредсказуемым последствиям, которые будет нелегко преодолеть. Еще год назад и в Европе, и в Америке, не говоря уже о других странах «двадцатки», господствовала та точка зрения, что Россию нужно принимать такой, какая она есть, что нынешний режим будет править долго и что, в конце концов, «если русские хотят так жить, то мы не станем им мешать». Российско-украинский конфликт выплеснул вовне проблемы российской власти, ищущей новых источников легитимности в имперской идеологии. Попытка переиграть финал холодной войны на постсоветском пространстве, о чем вполне открыто говорят сегодня официальные лица, ситуацию в корне изменила. ЕС и США не принимают это по принципиальным соображениям. Для них установившийся в Европе после краха СССР порядок вещей – это новая норма. Более того, они считали, что и в Кремле на самом деле думают точно так же. Сегодня Вашингтону, Брюсселю, Берлину и Лондону стало ясно, что они ошибались. В последние месяцы официальная Москва неожиданно для себя столкнулась с новой солидарностью Запада.
Все минувшее десятилетие российские политики, проправительственные эксперты, журналисты, чиновники убеждали сограждан: европейцы и американцы слабы, они, как и мы, ни во что не верят, миром правят цинизм и голый интерес. Нефть и газ, уверяли они россиян, сыграют в судьбе новой России ту же роль единственно верных союзников, которую император Александр III, как утверждает апокриф, отводил армии и флоту. Параллельно, ради дополнительной мобилизации общественности, Москва пару лет назад подхватила тему консервативных ценностей, которых на Западе якобы в помине не осталось.
Теперь оказалось, что Америке, ЕС и их союзникам в других частях света есть чем ответить Москве – и политически, и экономически, и в сфере дипломатии. Более того, политическое руководство ведущих европейских стран опровергло тезис о том, что денежный интерес победит политические принципы. Достаточно представить себе, чего стоило Дэвиду Кэмерону забыть об интересах BP в России и согласиться на последний раунд санкций. Ведь акции нефтегазового гиганта входят в портфели всех основных пенсионных фондов и инвестиционных компаний.
Эта новая линия «глобального Запада» едва ли изменится, пока изменения не произойдут в политике России. В своем интервью ТАСС президент Путин фактически признал, что нынешнее противостояние – это надолго. А другим странам «двадцатки», отдающим на словах дань идее многополярности, проблемы Москвы не настолько интересны, чтобы ставить под угрозу собственные интересы. В конце концов, какая-нибудь Бразилия не выигрывала и не проигрывала холодную войну. Так зачем ей прыгать в наш окоп?
Китай так и вовсе использовал этот год для получения прямых экономических выгод от ухудшившегося положения России. История с отказом авансировать «Газпрому» расходы на строительство трубопровода – первая, но не последняя иллюстрация того, какой смысл в ЦК КПК вкладывают в понятие «прагматизм», когда речь заходит о попавших в тяжелую ситуацию партнерах. А на боевых кораблях вместе с российскими коллегами поплавать – почему же нет? КНР, армия которой по численности и так в два раз больше российской (с резервистами – почти в три), от этого не убудет.
Можно называть новую реальность второй холодной войной, а можно не драматизировать. Ясно одно: на Дели, Преторию, Анкару и тем более Пекин надежды возлагать не стоит. Многополярность обернулась для России почти полным одиночеством.
