Уничтожение санкционных продуктов питания на полигоне Оренбургской области.
ТАСС / Сергей Медведев
Теперь все знают, как грузовик свежего вкусного сыра превращается в желтую пластилинообразную массу. Есть упоение в бою, но даже взгляд со стороны, безразличный, не отягощенный национальной памятью, не может на это смотреть спокойно. Публично и без стеснения давить автодорожными катками шпроты и помидоры? Официально, с вызовом жечь свинину в печах, больше похожих на плавильные мартены? Есть в этой демонстративной бессмысленной порче особый надрыв, безумие – так в бессильном припадке ревности или в семейной ссоре жена бьет тарелки об пол или кромсает ножницами мужний свитер. Странная, извращенная затея, исполняемая при этом с немыслимым драйвом. Тут весь смысл – в его отсутствии, в демонстрации самого аффекта.
Разрушение ради самого разрушения, никак не применимое на практике. Допустим, в результате кампании ввоз нелегальных продуктов снизится – но надолго ли? Да и так ясно, что преследовалась не эта цель. Как известно, указ Владимира Путина о еде вообще лишний: незаконный санкционный импорт и так подлежит изъятию. Так что мы имеем дело с чистой военно-пропагандистской акцией, при этом построенной на переработке использованного материала. Введенные год назад антисанкции вводятся заново, но с новым символическим подтекстом: Запад обозначается уже не как политический противник, но как тлетворная стихия, соприкосновение с которой опасно для жизни и требует санитарной обработки, – что-то вроде смертельной инфекции из какой-нибудь голливудской фантастики. Иначе и правда невозможно объяснить, почему нельзя, раз уж так приспичило, точно так же публично изъять эту контрабанду и с эскортом ОБХСС торжественно отвезти в детдом.
Это – новый, непривычный, ни на что не похожий формат. Ничего подобного раньше не было. Неловкость заметна даже во властном лагере – например, среди некоторых депутатов Думы. Пресс-секретарь президента соглашается, что «визуально зрелище неприятное» – как бы разводит руками: распоряжение с самого верха, ничего не поделаешь. Сотрудники Россельхознадзора бормочут что-то по привычке про качество и срок годности, с которыми – в отличие от продуктовых войн конца нулевых – на этот раз и формально все в порядке. И ссылаются на мировой опыт, разумеется отсутствующий: нигде в мире не уничтожают качественную продуктовую контрабанду.
Сейчас выяснится, что еда, полученная от врага, теряет свою сакральность, а указ Путина горячо поддерживается
Общественность в возмущении. Как же так можно? Не укладывается в голове. Все хотят высказаться, триста тысяч подписей за считаные дни собрала петиция на Change.org. Но интуиция – опытная уже – шепчет, что это все мало что значит и если подписей станет в два раза больше, это все равно в тысячи раз меньше, чем 86%, поддерживающих автора этого начинания Владимира Путина. (Даже если это условные 86%, а на самом деле их меньше.) И что по-настоящему массовой реакции не будет – несмотря на все соображения, что уничтожение еды покушается на сакральную сферу, связанную с войной, голодом и блокадой: выяснится, что еда, полученная от врага, теряет свою сакральность, а президентский указ горячо одобряется и поддерживается.
В принципе, ничего нового тут нет: война заразительна. Евгений Тарле писал про Крымскую войну, начатую глупым царем Николаем по притянутому за уши поводу, что сначала она не вызывала среди солдат понимания и сочувствия, «но постепенно азарт завязавшейся политической борьбы стал охватывать офицерский состав: “Неужели же мы равнодушно перенесем эту угрозу (Англии и Франции. – Е.Т.) и потерпим, чтоб Запад одним мановением бровей заставлял нас соглашаться не только на все, что ему угодно, но и на все, что угодно будет приказать тем, кого он возьмет под свое покровительство!”»
Но сегодня общество не просто возбуждено – оно очевидно находится в состоянии, которое не позволяет экстраполировать наши обычные о нем представления. Оно не только соглашается с построенной пропагандой картиной мира – оно меняет критическое мышление, формирует новое отношение и эмоции. На наших глазах возникает новый социальный контракт – с совершенно неожиданными обязательствами и гарантиями.
