Эмблема Олимпиады-80 на Кутузовском проспекте. Фото: Роман Денисов / ТАСС
«Немец», – подумал Берлиоз. «Англичанин, – подумал Бездомный, – ишь, и не жарко ему в перчатках».
Однажды весною, в час небывало жаркого заката… Булгаков, как мы помним, смотрит на Москву глазами иностранного консультанта, Иностранца. Эта проекция не случайна: Москва так виднее. Вот и сейчас, перед чемпионатом мира, когда смотришь на Москву глазами иностранца, она необычайно красива – как может быть красив, например, офис класса А. Без перекопанных годами улиц, которые вдруг, в две недели стали как новенькие; это настоящее волшебство. Гости, конечно, не узнают и о том, как терпеливо стояла Москва в пробках три года подряд, пока был перекопан центр и магистрали – «нужно потерпеть ради чемпионата». Можно только догадываться, как было в других российских городах, принимающих ныне футбольный праздник.
Среди странностей московского вечера, с описания которого начинается «Мастер и Маргарита», упоминается, что «не только у будочки, но и во всей аллее <…> не оказалось ни одного человека». Москва так же полупуста и сегодня – но уже не по чьему-то злому умыслу. Да, по слухам, была локальная зачистка столицы от мигрантов, но все-таки, в отличие от Олимпиады-80, Москва немноголюдна теперь по объективным причинам – в силу самого ее нынешнего устройства. Как говорилось в фильме братьев Коэнов, «чтобы принять участие в конкурсе, ничего не нужно делать».
Москва-80
Мэр Сергей Собянин, с чьим именем связывают масштабное переустройство столицы, искренне желал ей добра, и даже провинциальная эстетика, в общем, простительна; проблема в другом. Москва, в которой мы живем и какой мы ее знаем, придумана еще при Сталине. Тогда появились ее проспекты и высотки, тогда была задана ее тоталитарная логика. Такая Москва соответствовала духу тотальной презентации, как сказали бы сейчас: она была рассчитана на прохождение праздничных или рабочих демонстраций, почетных караулов или пионерских дружин – все они должны были демонстрировать миру победу социализма. Социализма давно нет, а витрина, в роли которой выступает целый город – осталась; только теперь ее называют подиумом. Гуманизация городского пространства, декларируемая Собяниным, предполагала в первую очередь не замену асфальта на плитку – а смену самой логики этого тоталитарного подиума. Необязательно буквально – но символически; сломать безальтернативность устройства, дать горожанам возможность выбора, свободу «сойти с трассы». Снесенные ларьки, а также расширенные тротуары были одной из стратегий «очеловечивания», возвращения города людям – но это привело к обратному эффекту. Для обычной жизни такие широкие тротуары сегодня не нужны; современные горожане уже не фланируют и не лорнируют, как в XIX веке. Это особенно заметно по вечерам – широкие тротуары только подчеркивают безлюдность Москвы.
