Иллюстрация: Базелевс Продакшн

Иллюстрация: Базелевс Продакшн

История холодной войны изучена довольно хорошо; ее влияние на культуру СССР и его стран-сателлитов обсуждалось также неоднократно. Существуют минимум два научных периодических издания, специально посвященных истории этого периода – Cold War History и Journal of Cold War Studies. Однако есть проблема, которая остается, на мой взгляд, недостаточно изученной, несмотря на обилие публикаций. Это влияние холодной войны в СССР на сферы культуры, прямо не связанные с международной политикой. Изучение этого вопроса началось в 2000-е годы и интенсивно продолжается сегодня.

Модернизация и архаизация

Новый миропорядок, установленный в мире в 1946–1952 годах, был принудительно «наложен» на дифференцированные и автономные институты образования, науки и культуры и на стремительное развитие глобализации, которой очень способствовала Вторая Мировая война. В результате этого наложения возникла ситуация, при которой любые институты считались инструментами и площадками глобального соревнования. Как пишет Дэвид Коут, холодная война была беспрецедентным идеологическим и культурным соревнованием, в котором сверхдержавы стремились превзойти друг друга в образовании, функционировании общества и экономики, в письменных высказываниях, в производстве, в дискуссиях, в блеске («to out-educate, out-perform, out-write, out-produce, out-argue, outshine the other»). Это соревнование было основано на стремлении сверхдержав, а позже – крупных западноевропейских государств, Китая и многих других стран, доказать превосходство «своей» политико-экономической модели.

В СССР представление о разделении мира, основанное на противостоянии с обобщенным «Западом», было закреплено идеологически как единственно допустимое и усилено пропагандистской демонизацией «потенциального противника». Однако в странах Восточного блока, именно из-за навязанной им СССР изоляционистской политики, срабатывал принцип «запретный плод сладок» – и западные страны и их культуры вызывали обостренный интерес у самых разных общественных групп. Это оказывало обратное влияние на художников, работавших в странах Запада – особенно в сфере массовой культуры: даже джазовые музыканты чувствовали, что реализуют уникальную историческую, если не религиозную миссию «свободного мира». Пьер Гроссе резонно замечает, что все эти элементы самосознания граждан эпохи холодной войны могли быть основаны на прежних, традиционных формах политического воображения – например, на этнонационализме или на религиозном фундаментализме – но действия политиков привели к переозначиванию этих старых форм и эксплуатации их в новых – как мы полагаем, мобилизационных – целях.