В шуме, окружающем приговор по делу «Сети», тонет принципиальный вопрос: как вернуть веру в уголовное правосудие? Не будем обсуждать обоснованность конкретного приговора – тут нам добавить нечего к тому, что уже сказали люди, хорошо знакомые с этим делом; обсудим лучше то, какие нужны изменения, чтобы приговоры в подобных резонансных делах – не важно, оправдательные или обвинительные – не вызывали сомнений в своей законности и справедливости.
Ответ на этот вопрос известен давно: суд присяжных. Однако дьявол, как обычно, прячется в деталях. О них и поговорим.
Общественный элемент
Сначала коснемся сравнительно недавнего прошлого. Как известно, суд присяжных, в необычайно широких масштабах введенный в России судебными уставами 1864 года, но впоследствии уничтоженный большевиками, был восстановлен в 1993 году в Российской Федерации в масштабах чрезвычайно скромных. Если в Российской империи начала ХХ века через суд присяжных ежегодно проходило более 40 тысяч дел, то в Российской Федерации – лишь несколько сотен. Суды присяжных были введены только на уровне областных судов, которые слушают небольшое количество дел, и к тому же после 2010 года началось сокращение компетенции суда присяжных, главным образом за счет дел политического характера. Поэтому в наше время участие общества в правосудии – редкость, а не норма.
Между тем, министр юстиции и генерал-прокурор Николай Муравьев подчеркивал его необходимость в следующих многозначительных словах: «При отсутствии общественного элемента в судейском кресле прочно водворятся профессиональная сухость и рутина, часто неразлучные с постоянным применением карательных законов. В замкнутом должностном суде легко приучаются смотреть на людей только как на механические объекты легального воздействия, и эта односторонность не находит себе противовеса в свежем притоке непредубежденных взглядов и простого житейского здравого смысла». Главный из «отцов» судебной реформы 1864 года Сергей Зарудный определял суд присяжных как лучший судебный метод и лучшее средство в руках правительства, независимо от формы правления, «ограждать себя от нравственной ответственности за ошибки зависимых от него служебно судей, впавших в рутину и равнодушие». Таково было почти единодушное мнение юридической элиты того времени: в комиссии для пересмотра установлений по судебной части, работавшей под председательством Муравьева в 1890-е годы, 20 из 24 сановников, то есть подавляющее большинство, высказались за сохранение суда присяжных в существующем виде, с широкой компетенцией. В созванном же в помощь комиссии совещании старших председателей и прокуроров судебных палат (это был, по сути, генералитет судебного ведомства) 18 из 20 участников нашли, что суд присяжных «действует безукоризненно хорошо», и высказались за его неприкосновенность. Эту приверженность верхушки судебного ведомства суду присяжных не могли поколебать и отдельные скандальные вердикты, вроде оправдания Веры Засулич (возможного только в столице, с присяжными из числа интеллигенции – в любом другом суде присяжные ее несомненно осудили бы). «Знаменательно, что на Западе судебные деятели гораздо больше, чем у нас, склонны к нападкам на суд присяжных», – писал другой министр юстиции Иван Щегловитов.