Фото: сайт администрации президента России
В 1982 году Жан Бодрийяр опубликовал работу «В тени молчаливого большинства, или Конец социального». Нет интеллектуалов, которые могли бы говорить от имени большинства, констатировал он (философ не имел в виду большинство, похожее на путинское или крымское). Заканчивалась эпоха интеллектуалов, устроенных так, как Жан-Поль Сартр – врывающихся в политику в дыму крепких сигарет, раздающих газеты на улицах, выступающих с разнообразных амвонов. И уж тем более таких, как Мигель Унамуно, публично высказавший в глаза фалангистам все, что он о них думает, на фестивале в Университете Саламанки в октябре 1936 года и получивший в ответ характерные выкрики «Muera la inteligencia!» – «Смерть интеллигенции!»
Однако уже в конце 1980-х интеллектуалы говорили от лица разных социальных групп, в сущности – от лица наций в Восточной Европе, прежде всего в Польше и Чехословакии. Власть перешла к интеллектуалам-диссидентам, вышедшим из тени молчаливого большинства, обретшего голос.
От селигерской палатки до кафедры
Собственно, и в Советском Союзе академик Сахаров смотрелся могучим героем вроде Ленина из антисоветского стишка («Разрубил березу на поленья он одним движением руки. Мужики спросили: “Кто ты?” – “Ленин”. – И остолбенели мужики»). В ельцинской России президентский совет состоял из авторитетных представителей интеллигенции (во времена Горбачева он был, скорее, номенклатурным). До нашей доморощенной «революции менеджеров» и политтехнологизации всех телодвижений власти в число советников главы государства входили видные интеллектуалы из поколения, последовавшего за шестидесятниками.
А потом интеллектуалы и интеллигенты исчезли не только из политики, но и с публичного поля. Последний публичный интеллектуал, который был авторитетом, в том числе моральным, для значительного числа людей, – Егор Гайдар, – умер в декабре 2009 года. Недавние яростные споры по поводу корректности/некорректности сравнения Андрея Сахарова и Егора Гайдара – это иррациональная дискуссия, выдающая отсутствие эмоциональной и интеллектуальной памяти: просто забыли, что по моральному эффекту в годы, например, чеченской войны, позиция первого реформатора была не менее значимой, чем влияние Сахарова на представления образованного слоя СССР о добре и зле.