Логотип подкаста Transparency International – Russia "А это законно?"
Очередной выпуск второго сезона подкаста «А это законно» мы с российским отделением «Трансперенси Интернешнл» решили посвятить такой богатой теме, как коррупция в спорте. Гостями Татьяны Фельгенгауэр стали известный спортивный журналист Александр Головин и украинско-голландский футболист Евгений Левченко, которому на собственном опыте довелось столкнуться с коррупцией в российском футболе. Об этой истории стоит рассказать подробнее в самом начале.
В конце июля 2009 года, после окончания контракта с голландским клубом «Гронинген», Левченко на правах свободного агента перешёл в российский «Сатурн». Подписание контракта взялся устроить Андрей Прядкин – младший брат президента Российской футбольной премьер-лиги Сергея Прядкина. До марта 2009 года Андрей Прядкин был лицензированным агентом Российского футбольного союза (РФС), но потом сдал свою лицензию во избежание конфликта интересов, так как его брат возглавил комиссию РФС по агентской деятельности. А в 2011 году выяснилось, что за месяц до трансфера Левченко «Сатурн» перевёл в адрес компании Wiser Trading Limited, зарегистрированной на Сейшельских островах, $400 000 за «услуги по поиску футболиста» и подписание контракта с ним. Сам Левченко о таком платеже за его трансфер ничего не знал, его зарплата в «Сатурне», по его словам, была меньше этой суммы.
В конце 2011 года Левченко, уже покинувший «Сатурн», обратился в Спортивный арбитражный суд в Лозанне с иском о конфликте интересов в работе Сергея Прядкина – правда, после двухлетнего разбирательства суд не нашёл этому подтверждений. Сам же Левченко завершил карьеру игрока в 2012 году, а сейчас возглавляет футбольный профсоюз в Нидерландах.
Татьяна Фельгенгауэр: Всем привет, это подкаст «А это законно?». Меня зовут Таня Фельгенгауэр, этот подкаст мы делаем совместно с Republic и Transparency International Russia. По идее, конечно, сейчас я должна была бы проводить время со своими футбольными друзьями в ожидании чемпионата Европы по футболу, и начинать обсуждение, кто же все-таки самая классная сборная. Но в наши планы вмешался коронавирус, пандемия, и поэтому, к великому сожалению, чемпионат перенесен, а это значит, что у нас есть время с вами поговорить о коррупции в спорте. Большой спорт, как мы знаем, это спорт высших достижений, ну и не менее высших и больших коррупционных схем. Так ли это, сегодня я буду узнавать у своего коллеги, спортивного журналиста, Александра Головина. Александр, здравствуйте.
Александр Головин: Всем привет.
Татьяна Фельгенгауэр: И Евгений Левченко, профессиональный футболист. Евгений, здравствуйте.
Евгений Левченко: Добрый день.
Татьяна Фельгенгауэр: Евгений играл в разных клубах, в том числе в крутейших европейских, и конкретно про футбольную коррупцию может рассказать еще и на собственном примере. Мы обычно в начале обсуждаем, какие есть бытовые представления о том, что такое коррупция в той или иной сфере. В нашем случае это большой профессиональный спорт. И наверное, то, что первым приходит в голову – это договорники, это, безусловно, скандалы, связанные с ФИФА и правом проведения спортивных больших мероприятий. И, наверное, допинговый скандал, позднее, если будем обсуждать, вы меня поправите, можем мы его называть коррупционным или нет. Вообще на что нужно обращать внимание, где прячется эта самая коррупция в большом спорте, Александр?
Александр Головин: Татьяна, я думал, что мы начнем с того, что вы спросите, что такое коррупция. Потому что я несколько выпусков прослушал как раз до нашей записи, и Вы у каждого спрашивали. И у меня даже был не бытовой ответ заготовлен, а тот, который я с университета помню. Потому что мне Елена Панфилова, бывший вице-президент международной Transparency International преподавала антикоррупцию в Вышке. И я со второго, с третьего курса помню, что это использование служебного положения, доверенных прав в целях личного обогащения. Давайте тогда перейдем к футболу.
Я слушал перед записью подкаст в том числе про школу, про коррупцию в школе. И мне кажется, эти два кейса – спорт и школа, – похожи. Потому что все мы слышали про какие-то поборы в школе, все мы слышали про «мертвые души». Помню свою реакцию, когда зашел в кабинет информатики в 10 классе и увидел там кучу трудовых книжек. Там был гардеробщик, помощник гардеробщика, хотя таких людей я не видел никогда в школе. Но при этом должности были, всем им выплачивались деньги. Соответственно, эти деньги обналичивались директором и его замами, и потом отправлялись куда-то в качестве каких-то вознаграждений – возможно, в департамент образования Москвы, в министерство образования. Все мы знаем, что такое существует, но, как правило, никого не ловят в школе. Я не помню ни одного случая, чтобы какого-то директора поймали и сказали: вот он коррупционер, и посадили.
То же самое у нас происходит в футболе. Все знают, что есть какие-то кейсы. Вот Евгений участвовал в этом – не со стороны коррупционера, он не брал взятки, но на нем обогащались. При этом никого не осудили, никого не оштрафовали. Всё это происходит, все об этом говорят, но никаких решений – нет, не принимается.
«Деньги уводятся через офшоры, подставных лиц»
Татьяна Фельгенгауэр: Евгений, скажите, вы вообще задумывались о том, как может выглядеть коррупция вокруг вас? Или до тех пор, пока вы не оказались, по сути, жертвой коррупционной схемы, вас это не сильно как-то волновало?
Евгений Левченко: Конечно, не сильно волнует, когда ты находишься в Нидерландах. – там таких масштабов коррупционных совершенно нет. У меня есть возможность сравнивать три страны: Нидерланды, Украина, Россия. Размах коррупции, который присутствует в нашем постсоветском пространстве – он, конечно же, поражаете. Понятно, что в последние пять лет я по некоторым причинам не был в России, но читаю [о том, что здесь происходит], общаюсь с людьми и понимаю, что практически ничего не меняется. Меняются лишь некоторые персонажи, люди в клубах. Мы все знаем, что рыба гниет с головы, и понимаем, насколько эта вертикаль коррупционная выстроена. И я думаю, что многие люди практически не задумываются о том, давать или не давать взятку. Все эти процессы, они стали как бы, будем говорить в кавычках, легальны. Я родился в Советском Союзе, но большую часть сознательной жизни я провел в Нидерландах. И понимаю, насколько тяжело принимать такие процессы, которые происходят у нас.
Конечно же, один из примеров – это мой трансфер в «Сатурн». Он очень болезненно мне дался, потому что я заранее договаривался и с агентом, и с «Сатурном», что никаких коррупционных схем не будет, пройдет этот трансфер чисто. Для меня это был такой довольно-таки опрометчивый шаг, потому что я понимал, что в спортивном плане я регрессирую, иду назад. И когда ты понимаешь, что [на тебе] зарабатывают деньги, по сути, отмывают, то это довольно-таки болезненно. Тут сыграло мое принципиальное чувство – нужно было об этом говорить. К сожалению, ребята, с которыми я играл в футбол, [меня] не поддержали. Хотя все знали об этом, на многих футболистах зарабатывают. Я даже не назову это заработком – откатывают, да. К сожалению, все боятся говорить, потому что понимают, что через 10–15 лет такое кресло [в руководстве какого-то футбольного клуба] может быть предложено им.
Татьяна Фельгенгауэр: Для тех, кто, может быть, не сильно разбирается в российском футболе, я скажу, что «Сатурн» – это подмосковная команда, из нижней половины таблицы, скажем так. Хотя я в Раменское ездила с удовольствием. Вы описали конкретную коррупционную схему, это отмывание денег, да?
Евгений Левченко: Да.
Татьяна Фельгенгауэр: Расскажите подробнее, как это работает вообще?
Евгений Левченко: Мне сложно описать, но понятно, что деньги уводятся через оффшоры, подставных лиц.
Татьяна Фельгенгауэр: А между кем и кем, собственно, идет обмен деньгами?
Евгений Левченко: Между клубами и агентами. В общем-то, по сути, это просто перевод денег на другие счета и вывод из чистой бухгалтерии за рубеж.
Александр Головин: Насколько я помню, Евгений, на вашем трансфере отмыли 400 тысяч евро, и это было сделано [таким образом]: со счетов «Сатурна» деньги перешли на счет агента, который принимал участие в сделке. Но сумма была не релевантна, то есть она могла быть в 4, в 5 раз меньше.
Евгений Левченко: Она должна была быть в 4–5 раз меньше. Понятно, что агенты – это люди, которые тоже имеют право зарабатывать, но эти цифры [были] совершенно несопоставимы с тем процессом, который [происходил]… Во-первых, я пришел как свободный агент. Это значит, что на тебе, в принципе, очень сложно заработать. Но агентские у нас в Украине и России выплачивают практически всем людям, которые просто-напросто приводят футболистов. Если глобальнее смотреть, то, конечно же, мы, например, со стороны профсоюза сейчас пытаемся бороться с тем, чтобы агенты, не только в России, но и за рубежом, в любых странах, получали несоизмеримые агентские выплаты. Поэтому те 400 тысяч долларов, которые перевели на оффшор и которые получили братья Прядкины – это было, конечно же, очень болезненно. Потому что мы договаривались о том, насколько чисто пройдет этот трансфер.
Александр Головин: Один из братьев Прядкиных, Сергей, с 2005 или с 2007 года находится во главе российской премьер-лиги. У него заканчивается срок – его досрочно избирают безо всякой программы. Он, по сути, как Путин такой в футболе.
Евгений Левченко: Да.
Татьяна Фельгенгауэр: Там еще такой мощный был конфликт интересов тоже, который формально попытались убрать. Александр, насколько вот эта схема распространена и характерна не только для России?
Александр Головин: Сначала по поводу России. Мне кажется, в последние годы это любимая схема агентов и людей из футбольных клубов. Допустим, возьмем трансфер Никиты Медведева из «Ростова» в «Локомотив». Он молодой вратарь, который сыграл 10, по-моему, матчей на ноль подряд, ему 22 года. «Локомотив» решил перекупить его. Никита Медведев переезжал из Ростова в Москву свободным агентом. Но при этом агент игрока заработал 3 миллиона долларов. Да, вот так бывает. То есть 400 тысяч – это еще нормально. Хотя по тем временам, конечно, это было не так, как сегодня 400 тысяч, но вот бывает и такое. То есть выплата агентам якобы за бесплатный трансфер. Хотя для клуба, как мы понимаем, и для бюджета клуба, для госкорпораций («Локомотив» спонсируется госкорпорацией РЖД) – это отнюдь не бесплатный трансфер. И соответственно, дальше мы можем проследить схемы. Я не могу ничего утверждать, президент «Локомотива» Илья Геркус тоже говорит, что это нормальная практика сейчас в футболе – если приходит бесплатный игрок, то его агенту нужно заплатить. Но как в дальнейшем могла работать эта схема? Агент получает на счет эти деньги, обналичивает их, скорее всего, и дальше эти деньги делятся между теми людьми, которые принимали участие в трансфере.
Татьяна Фельгенгауэр: Это же классическая схема. Она, видимо, отлично действует не только в спорте, но и вообще везде, где есть какие-то деньги, особенно если они государственные.
Евгений Левченко: Я думаю, что она применима во всех уровнях и во всех сферах. Поэтому футбол – абсолютно не исключение. Только суммы, конечно же, реально высокие.
Александр Головин: Когда мы говорим о госзакупках, мы можем понимать, что на канцелярские принадлежности, условно говоря, или какую-то машину для чиновника на самом деле на нее потратили в 3 раза больше рыночной цены. Футбол – это рынок. Илья Геркус прав, когда он говорит, что 3 миллиона евро – это релевантная цена, плата агенту за бесплатного игрока. Вот вы, Татьяна – возьмем от балды любую сумму, получаете на «Эхо Москвы» 150 рублей, согласимся, что это рыночная зарплата. Но, допустим, у радиостанции «Вести ФМ» намного больше денег, потому что она содержится холдингом ВГТРК. И они зовут вас провести всего лишь одну программу за 200 рублей – потому что там у Анны Шафран разболелась голова слушать крики Владимира Соловьева. С одной стороны, можно сказать, что это коррупция. Но с другой стороны, это же рынок – вы же никому не отстегивали, вы не распиливали эти деньги. То же самое в футболе. Футболист может стоить 5 миллионов евро, если договорились, а если плохие отношения между клубами, или там клуб решил не торговаться – этот же футболист может стоить 20 миллионов.
Татьяна Фельгенгауэр: Ужасно говорить о футболистах как о товаре. Мне кажется, мы куда-то с вами в работорговлю скатываемся, на самом деле. Евгений, вы упомянули профсоюзы. Побороть эти коррупционные схемы можно, например, с помощью профсоюза? Вообще были прецеденты?
Евгений Левченко: Во-первых, профсоюз России исключили из международного профсоюза. Это, конечно же, большой удар по профсоюзу России. Я думаю, что побороть одним лишь желанием профсоюза это абсолютно невозможно. Потому что нужны более серьезные шаги, и на более высоком уровне. Но такие шаги предприниматься не будут, потому что практически все люди, которые в этом заинтересованы, сидят у власти или приближены к власти. Поэтому я не думаю, что профсоюз вправе рассчитывать даже на право голоса. Если сравнивать даже профсоюз Украины, России и Нидерландов, то, например, в Нидерландах право голоса у профсоюза очень большое, очень сильное. Мы, футболисты, можем блокировать решения вплоть до изменения календаря или количества команд, которые будут играть в чемпионате. В России это априори невозможно.
Татьяна Фельгенгауэр: Сердечко болельщицкое затрепетало, когда про календарь вспомнили. Да, у нас изменения календаря – все волей одного человека.
Евгений Левченко: Я понимаю, что у демократии свои минусы – это время, процессы затягиваются. Но когда один человек принимает решения, то это, конечно же, абсолютно неправильно и неверно. Поэтому футбольный профсоюз изменить такие процессы не сможет в одиночку. Нужны люди, которые придут к власти после этой власти, я надеюсь, если их не поставят просто.
Евгений Левченко во время игры за ФК «Сатурн», 2009 год. Фото: wikipedia.org
