Джеймс Норткот. Александр I
28 октября 1820 года император Александр I, находясь на конгрессе в силезском Троппау, был как громом поражен известием из Петербурга о «бунте» в лейб-гвардии Семеновском полку. Малозначительное само по себе, это событие стало последним мазком на той апокалиптической картине, что рисовал перед Александром Павловичем этот роковой 1820 год.
Совсем не как в кино
Слово «бунт» приходится кавычить, потому что ничего из тех безобразий, что показаны в фильме «Союз спасения», – битье стекол, матерные угрозы, – в реальности не было. А было вот что: новый командир семеновцев полковник Шварц, поставивший себе целью подтянуть «разболтавшихся» гвардейцев, принялся тиранить солдат, доводя до обмороков строевой подготовкой, выдирая усы и бросая под шпицрутены за малейшие проступки – в том числе георгиевских кавалеров, что законом было запрещено. В итоге одна из рот построилась и отказалась разойтись, прежде чем Шварц не выслушает претензию солдат. Полковник не явился, вместо него набежало начальство, арестовавшее роту, которая строевым шагом отправилась в Петропавловскую крепость. Столь же дисциплинированно за ней последовал и остальной полк, решивший выразить солидарность с товарищами.
Тщательнейшее расследование никакой политической подкладки ЧП, никаких иных причин, кроме «совершенного остервенения противу полковника Шварца», не обнаружило. Александр I тем не менее полк приказал расформировать, зачинщиков «бунта» прогнать сквозь строй, а остальных солдат и офицеров раскидать по армейским частям,. «Никто на свете меня не убедит, чтобы сие происшествие было вымыслено солдатами или происходило единственно от жестокого обращения с оными полковника Шварца, – писал он. – Тут кроются другие причины. Внушение, кажется, было не военное, ибо военный умел бы их заставить взяться за ружье, чего никто из них не сделал, даже тесака не взял… Я его приписываю тайным обществам».
В это не поверил даже австрийский канцлер князь Меттерних, сам до этого пугавший Александра общеевропейским заговором карбонариев: «Превосходило бы всякую меру вероятия, если бы в России радикалы уже могли располагать целыми полками, но это [реакция самодержца] доказывает, насколько император изменился». Тут он был прав, 1820 год стал рубежным для Александра Павловича.
