«Россия не есть держава промышленная, земледельческая или торговая. Россия есть держава военная, и назначение ее — быть грозой остальному миру». Это цитата из дневника Николая I, где он много, как сейчас бы сказали, размышлял о геополитике и месте России в мире.
Как работает до сих пор сформулированная при Николае I триада «Православие, самодержавие, народность», являясь идеологическим стержнем любых местных реакционных режимов, так и в формуле о военной державе много правды. Если говорить откровенно, то в психотипе нашего народа есть эта черта — мы боимся, когда нас не боятся. Нам кажется, что тогда мы не интересны миру, что мы сразу становимся какой-то «шелупонью», мелкой страной третьего ряда. Мы как-то теряемся при необходимости доказать свое величие чем-то еще, кроме силы. И от этого впадаем в подростковые комплексы и уныние.
Цикл военной державы
Но не только Россия «держава военная». Таких держав было немало — Спарта, империя Александра Македонского, Чингисхана, Османская империя, империя Наполеона… Все это, как правило, примеры военных империй.
Их общие черты очевидны. Сначала быстрая экспансия, рост, трудность с определением разумных границ расширения. Далее развилка: быстрый распад или же достаточно долгое загнивание, превращение в вечно больное государство. В итоге попытка найти новую идентичность.
Военная держава не может находиться в статике, она ей противопоказана. Отсюда бесконечные размышления в императорском Петербурге: где остановиться, где естественная граница расширения, за которой экспансия уже создает больше проблем, чем приносит выгод? Строго говоря, этот вопрос так и не был решен.
Плохая приспособленность к мирной жизни также создает массу проблем. Не будучи империей «промышленной или торговой», трудно развиваться без войны. Но так же трудно и готовиться к новой войне. Потому что через какой-то исторический цикл недостаток развития прямо сказывается и на военных результатах.
Тот же Николай I, уверенный в непобедимости своей самой большой в мире сухопутной армии, закончил свою «вахту» после сдачи Севастополя. И пришла к ней Россия с полуторамиллионной армией мирного времени (на момент поражения — 2,3 млн), нерешенным крестьянским вопросом, единственной железной дорогой («дабы не побуждать народ к ненужным перемещениям с места на место»), гладкоствольными ружьями, 24 военными пароходами против 150 английских и 108 французских и двадцатикратным отставанием от Британии в выплавке чугуна.