«Мы установили, что в последние три года на британской земле систематически осуществлялись бесчеловечные преступления»

История Великобритании во Вторую мировую полна доблести и героизма: от вдохновляющих речей Уинстона Черчилля до непоколебимости гражданских перед голодом и разрухой, от отчаянных авантюр MI5 до подвигов солдат в континентальной Европе. Этим сюжетам посвящают фильмы, художественные книги и документальные расследования, но одна тема все-таки часто остается на втором плане — это оккупация Нормандских островов нацистской Германией, которая продлилась почти пять лет и оставила огромный след в жизнях десятков тысяч британских подданных.

В национальном дискурсе о войне ей почти не уделяли внимания до обнародования секретных архивов в 1990-х. Великобритания гордилась тем, что, несмотря на воздушные бомбардировки, осталась для Гитлера неприступной целью. Черчилль в обращениях к нации избегал темы оккупации — она противоречила патриотичной риторике и призывам никогда не сдаваться. Премьер опасался, что образ немецких солдат и свастики на фоне красных телефонных будок и мирных сельских пейзажей может подорвать моральный дух граждан. Даже после капитуляции Германии многие политики, историки и обычные британцы предпочитали игнорировать драматичную судьбу островов или упоминали о ней вскользь, как будто сам факт оккупации — даже такой небольшой территории — неким образом противоречил статусу великой империи.

Сами жители Нормандских островов — разбросанного по Ла-Маншу в нескольких километрах от побережья Франции архипелага — относятся к оккупации специфически: наоборот, превозносят ее как повод для гордости и строят вокруг нее свою идентичность. Еще в конце 1990-х в сувенирных магазинах Джерси и Гернси можно было приобрести значки и закладки со свастикой, брелоки и кольца для ключей, отлитые из немецких патронов, пленки с обращениями Гитлера и музыкальными записями Третьего рейха, копии немецких газет 1940-х, составленные оккупантами карты и приказы немецких командиров, открытки с солдатами вермахта, марширующими по британским мощеным улочкам. В местных исторических справочниках даже слово «оккупация» неизменно пишется с заглавной буквы.

Отношение к тому периоду в истории коронных владений так и осталось неоднозначным. Для одних это трагичная и героическая страница биографии. Другие отмечают, что британцы сотрудничали с нацистами точно так же, как жители остальных захваченных государств и территорий. Отдельная тема для споров — положение немногочисленных евреев, оставшихся к моменту вторжения, и военные преступления в концлагерях на острове Олдерни. Там содержались советские пленные, германские диссиденты, испанские диверсанты, французы, поляки и многие другие жертвы войны — всего больше 6000 человек 27 разных национальностей.

Некоторые считают национальным позором не коллаборационизм островитян, а желание британцев замолчать трагедию после войны: отчет, составленный капитаном разведки Теодором Пантчеффом, засекретили еще летом 1945-го, а никого из сотрудников лагерной структуры не привлекли к ответственности. «Мы установили, что в последние три года на британской земле систематически осуществлялись бесчеловечные и жестокие преступления», — заключил офицер. Однако правительственные службы предпочли замять болезненный вопрос и не разбираться подробно в том, что же происходило на Нормандских островах в первой половине 1940-х. Об этом свидетельствует распоряжение, отданное в министерстве иностранных дел вскоре после войны:

«Из практических соображений лучше считать русских единственными узниками этих лагерей».

Местные и случайно оказавшиеся на островах люди сопротивлялись режиму или сотрудничали с ним, влюблялись в немцев или спасали тех, кому угрожала депортация, жили и умирали. Их история — повод задуматься о том, что делал бы каждый из нас, если бы на протяжении нескольких лет ему пришлось бы делить один клочок суши с властью, насаждавшей тотальный контроль и диктатуру.