Около 18 часов по местному времени 18 июня 1940 года французский генерал Шарль де Голль обратился к соотечественникам из лондонской студии Би-би-си. Речь ветерана Первой мировой продлилась чуть меньше шести минут. Он призвал французов не сдаваться, объявил, что война еще не проиграна, и обвинил возглавившего новое правительство маршала Петена в предательстве. Именно с выступления де Голля начинается официальная история «Свободной Франции» — организации, которая управлялась из Великобритании и должна была противостоять немецким оккупантам в Европе и африканских колониях.
«Я приглашаю всех французов, которые хотят остаться свободными, прислушаться ко мне и последовать за мной», — заключил генерал.
После окончания Второй мировой обращение де Голля превратилось в точку отсчета — именно вокруг него сложился исторический дискурс о Сопротивлении. С тех пор во Франции и Европе движение обрело романтический флер и превратилось в символ национального героизма. Десятки книг и фильмов про обычных людей, которые рисковали хрупкой иллюзией безопасности и всем, что у них было, ради освобождения родины, становились хитами и формировали представление о четырех годах из жизни великой страны.
«Армия теней» Жан-Пьера Мельвиля, «И переполнилась чаша» Франсуазы Саган, мемуары самого де Голля, эссе и письма философов Альбера Камю и Жан-Поля Сартра — очевидцы и наследники событий первой половины 1940-х формировали восприятие войны именно через подпольную деятельность соотечественников, осмелившихся выступить против могущественного Третьего рейха. Рискованные операции, тайные шифры, любовь, смелость, предательство — и все это в декорациях Города света на фоне Эйфелевой башни, Лувра, собора Нотр-Дам. Сопротивление оказалось не только самым явным, но и самым кинематографичным примером стойкости жителей Западной Европы под гнетом тоталитарного режима.
В национальном сознании закрепился образ массового движения, в котором участвовали практически все французы. Каждый гордый патриот вносил свой вклад в противостояние с жестокими нацистами и шайкой коллаборационистов под предводительством Петена: укрывал евреев или диверсантов, распространял листовки, подрывал железнодорожные пути или организовывал засады. Трансформация дискурса началась спустя несколько десятилетий с выходом более беспристрастных воспоминаний и исследований.
Особенно мощный эффект произвел документальный фильм режиссера Марселя Офюльса «Печаль и жалость» 1969 года. Его создатели пообщались с очевидцами из самых разных групп — от пособников нацистов до заслуженных бойцов Сопротивления и обычных граждан, пытавшихся приспособиться к переменам. Офюльс усомнился в идеализированном представлении соотечественников о положении дел в оккупированной Франции. Он показал, что власть нацистов держалась не только на подчинении трусливых политиков, но и на сотрудничестве местных жителей. Лишь незначительная часть французов открыто или тайно противостояла нацистам, остальные либо поддержали режим, либо смирились с ним в надежде избежать военного террора.
Сопротивление было не только менее многочисленным, чем считалось во Франции, но и более разрозненным. Единого движения не существовало вплоть до последних недель перед освобождением Парижа в августе 1944 года, зато на территории страны функционировало множество никак не связанных друг с другом группировок. Они боролись с нацизмом по разным причинам, действовали в атмосфере паранойи и часто преследовали абсолютно противоположные цели. В их деятельности было мало романтики, мало кому из них удавалось сопротивляться репрессивным мерам Третьего рейха, и практически никому — влиять на ход войны.
Героический опыт старшего поколения внезапно — но не безосновательно — оказался поставлен под сомнение. Означает ли это, что французское Сопротивление — всего лишь исторический миф, способ справиться с массовой травмой? Или даже в своем приземленном и прозаичном воплощении оно все равно играет важную символическую роль, напоминает о возможности бросить вызов диктатуре даже без шансов на успех? Попытки найти ответы продолжаются уже более полувека. Чтобы приблизиться к ним, нужно разобраться, как работало Сопротивление на самом деле, и поставить еще один вопрос: нашли бы мы сами силы уйти в подполье и сражаться с оккупантами, если бы случайно оказались во Франции летом 1940 года?