2 февраля 1990 года президент Южно-Африканской Республики Фредерик Виллем де Клерк произнес историческую речь: объявил о снятии запрета на деятельность Африканского национального конгресса и других общественных движений против режима апартеида. 11 февраля на свободу вышел активист Нельсон Мандела, который провел в тюрьме 26 лет по обвинению в организации диверсий и государственной измене. В конце того же года начались формальные переговоры об изменении внутренней политики. Обсуждения закончились больше трех лет спустя окончанием расовой сегрегации и президентством Манделы.
Режим апартеида действовал почти полвека — с конца 1940-х, когда африканеры, потомки европейских колонистов, ввели жесткие законы против темнокожего населения. Южноафриканские националисты еще во Вторую мировую продвигали идею сближения с нацистской Германией и выхода из состава Британской империи. Несмотря на поражение рейха, позиции его сторонников только усилились: лидеры националистов внушали соотечественникам страх перед другими расами и коммунистическими группировками, занимали важные посты в правительстве и парламенте.
Назначенный премьер-министром после победы Национальной партии на выборах в 1948 году кальвинистский проповедник Даниель Франсуа Малан отстаивал традиционные бурские ценности и разделял идеи социального дарвинизма. Еще в 1942-м он разработал проект конституции, по которому власти предоставляли гражданам определенные базовые блага, а в обмен получали право устанавливать и контролировать отношения между отдельными категориями населения.
Деление, естественно, проводилось по расовому признаку. Вскоре после прихода к власти Малан продвинул новые законы и запустил сегрегацию. Белые южноафриканцы наделялись привилегиями, а разница в цвете кожи воспроизводилась в расселении: темнокожим запрещалось жить в районах, отведенных для представителей высшей расы.
С 1950-го около 80 процентов территории занимало белое меньшинство. Остальные теснились в резервациях, которые в Южной Африке называли бантустанами. Чтобы работать в других местах, им требовалось особое разрешение, но даже при его наличии они не имели права обращаться в предназначенные для белых больницы и административные учреждения. Контакты между темнокожими и африканерами свелись к минимуму. Любое взаимодействие подразумевало эксплуатацию.
Браки и сексуальные отношения между представителями разных рас тоже оказались под запретом, из-за чего многие семьи разделяли в принудительном порядке. Дети представителей разных этнических групп считались «цветными» и автоматически лишались возможностей, доступных одному из родителей. В период с 1961-го по 1994-й около 3,5 миллионов человек были переселены из своих домов именно из-за нелегальных союзов или смешанного происхождения. Их собственность продавалась по заниженной цене, из-за чего усугублялось экономическое и социальное неравенство.
Сегрегация касалась каждой сферы жизни — например, обучавшие белых темнокожие рабочие зарабатывали в несколько раз меньше, чем менее квалифицированные специалисты с «правильным» цветом кожи. «Я не получаю столько же, сколько он, но я должен объяснять ему, как работать, — описывал несправедливость автор книги о тяготах апартеида Мандленкоси Макхоба. — Как такой глупый человек, как я, может обучить чему-то такого умного человека, как он?» В «белых» городах рабочих селили в борделях группами по 16 человек в комнате. По возвращении в родное поселение они часто теряли уважение друзей и родственников за сотрудничество с угнетателями.
Апартеид оставался безальтернативным форматом существования государства и его жителей до начала 1990-х. На протяжении всего этого периода власти устраивали этнические и политические чистки: задерживали противников идеологии, устраивали показательные аресты и процессы. Поводом для суровых наказаний выступал любой проступок: от романтических контактов с представителем другой расы до появления темнокожих в общественном месте без паспорта. В документах содержались отпечатки пальцев, личные данные и пометка о праве доступа в определенные районы.
Существуют разные версии насчет того, что привело к краху сегрегации. Одной из причин называют санкции, массово наложенные на Южную Африку в середине 1980-х. Некоторые эксперты отмечают, что необходимо отделять ограничения частных компаний от государственных — последние оказались намного менее эффективными и не нанесли серьезного урона экономике государства-изгоя. Выделяют и другие аспекты: от массовых протестов и личного участия оппозиционно настроенных граждан до провальной модели управления, которая больше не позволяла властям контролировать население.
Вопрос о том, какой урон способны нанести внешние санкции правящей верхушке государства, сейчас особенно актуален. Насколько вмешательство других стран помогает настроить граждан против своих властей? Гуманно ли внедрять санкции, если от них, на первый взгляд, страдают не элиты, а обычные жители? Все эти темы, которые активно обсуждаются сейчас в российском медиа-пространстве и на повседневном уровне, уже подвергались оценкам и анализу больше 30 лет назад — когда западное сообщество пыталось покончить с апартеидом.