Владимир Путин во время посещения Еврейского музея и центра толерантности в Москве

Владимир Путин во время посещения Еврейского музея и центра толерантности в Москве

Kremlin Pool / Global Look Press

Живущие в России евреи замечают тревожные знаки: высказывания с антисемитским душком чиновников и депутатов, твердое намерение Минюста закрыть «Сохнут», слухи об объявлении иноагентами нескольких еврейских организаций, вынужденный отъезд из Москвы раввина Пинхаса Гольдшмидта. Путину никогда не был свойственен личный антисемитизм, но иногда политические интересы превалируют над личными. Антисемитизм для России — вещь, к сожалению, привычная. Историк и публицист Павел Полян в этих заметках помогает понять контекст явления, проследив его историю от Елизаветы Петровны до Владимира Владимировича.

Общие соображения

Антисемитизм — это национально и эмоционально негативное отношение к евреям. Не обязательно ненависть и погромобесие, достаточно и зависти, неприязни или недоброжелательства.

Не в силах дифференцировать и различать внутриеврейскую структурность — все эти подмножества верующих и секулярных, конфессиональных и этнических, ашкеназских и сефардских, горских и грузинских или бухарских, крещеных и марранов, — антисемитизм склонен не заморачиваться и адресован еврейству в целом, всей совокупности различных его подмножеств.

Впрочем, для «перекрестного опыления» и рутинного бытования антисемитизму много и не надо. Иной раз даже евреи не нужны. Достаточно пары-тройки мифологем — о христопродавстве, об употреблении крови христианских младенцев, о недостаточной почтительности к пророку или о геноциде арабов-палестинцев.

Антисемитизм может быть государственным, корпоративным или индивидуальным (личным). И именно в соотношение этих разновидностей в каждой стране в определенное время и стоит вглядываться для характеристики эволюции антисемитизма в ней.

Россия тут специфична тем, что в ней почти всегда преобладал антисемитизм государственный. Без него она прожила лишь полвека с небольшим — в 1917–1939 и в 1991–2022 годах — он таковым не был.

Корпоративный антисемитизм, пожалуй, особенно пассионарен и опасен: его сочетание с «отвернувшимся» в нужный момент государством, как в середине 1900-х, или просто со слабым, де-факто отсутствующим государством, как во время Гражданской войны, — важнейшая предпосылка переваливания на евреев всех бед и неудач власти и, как следствие, еврейских погромов. В стране, в которой не все хорошо, евреи могут еще очень даже пригодиться — в привычном качестве виноватых.

Личный же антисемитизм — хоть он и самый броский, креативный и пассионарный — все же самое меньшее из зол. Он по-своему неистребим, но в ситуации, когда государственный антисемитизм отставлен, как правило, ослабевает и он.

Всплеск антисемитизма — надежнейший индикатор неблагополучия в стране, потому нелишне знать историю вопроса (она же история чьей-то болезни), точно понимать его/ее природу и предвидеть проявления.

Антисемитизм в Российской империи

Российский антисемитизм — хоть и постарше самого российского еврейства будет, но все же молод. Самые ранние его проявления относятся к первой половине XVII века, ко времени первых Романовых, когда в Россию с запада стали проникать первые иудеи — еще не российские, а иностранные подданные. За ними потянулось и их обозначение — «жиды», приобретая по ходу времени и дела все более и более негативные коннотации.

Императрица Елизавета Петровна, кажется, первой среди российских монархов прибегла к массовой депортации евреев. 35 тысяч евреев в 1753 году были высланы из левобережной Украины. На ходатайства с мест оставить их она ответила резолюцией: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли».

Тем не менее в 1769 году — уже при Екатерине Великой — евреев стали пускать в Новороссию. То были первые «свои», а не иностранноподданные евреи, первые россияне — резиденты иудейской веры. Так что уж не «200 лет вместе», а все 250! Да, впрочем, и не вместе, а более или менее поврозь.

Конец XVIII века прошел под знаком троекратного раздела Польши и резкого приращения после этого еврейского населения России. 1791 годом датируется и рождение такого уникального дискриминационного государственного инструмента, как Черта еврейской оседлости, отмененного Временным правительством только в 1917 году.

126 лет, или половина совместной жизни русских и евреев, пришлась на взаимное смотрение сквозь незримые рогатки и решетки Черты. Все это время евреи были объектом разнообразной узаконенной дискриминации, то есть как бы натурального государственного антисемитизма.

Картина Ю.М. Пэна «Развод». Из серии картин о жизни в черте оседлости

Wikipedia

Самое поразительное, что хотя бы отчет в этом не отдавал себе почти никто: как русское, так и еврейское большинство настолько свыклись с этим, что находили и черту оседлости, да и другие наложенные на евреев ограничения естественными, заслуженными и нормальными. Русские — с чванливым и предрассудочным убеждением в том, что все евреи, вместе и по отдельности, суть носители целого букета страшных грехов. Евреи же — из-за комплекса Галуты (изгнания и изгойства) — воспринимали антисемитские проявления властей и соседей как заслуженное и насланное самим Богом наказание за их канонические грехи (несоблюдение кашрута и т.п.).

Антисемитизм был повсеместно растворен в ментальной почве России — подобно тому, как грунтовые воды стоят или текут в ее натуральной почве. Где-то их уровень был выше, где-то (например в Грузии, где системообразующий объект ненависти был иным: армяне) определенно ниже, но сама эта «влага» — не отнять! — наличествовала везде.

В коренной же России ее было хоть пруд пруди, о чем свидетельствуют многочисленные встречи с «жидами», «жидками» и «жидочками» у Пушкина, Достоевского, Чехова, Блока, Зинаиды Гиппиус или Кузмина. Но не надо хвататься за голову: сами по себе эти слова для большинства почти ничего специально антисемитского не значили, это был обычный фон их бытия, в котором евреи — бесправные лузеры и законные изгои в силу рождения. Впрочем, сам этот фон и есть выразительный маркер.

Борьба за еврейскую эмансипацию всерьез началась только в середине XIX века на волне Гаскалы (еврейского Просвещения), впервые и решительно разделившей само российское еврейство на совершенно новые для себя структурные элементы. Еврейская идентичность начала множиться и расщепляться, стимулируя переход от конфессиональной моноидентичности к двойственной этноконфессиональной и далее к множественной, учитывающей еще и институты нескольких гражданств или конфессий. Все это резко усилилось вследствие демографической катастрофы европейского еврейства (Холокоста) и образования государства Израиль, впервые в новейшей истории ставшего для евреев гарантом защиты и естественным магнитом для еврейской эмиграции из СССР.

Формальное упразднение черты оседлости произошло в первые жe дни после Февральской революции. 20 марта 1917 года, или 2 апреля по новому стилю, по представлению министра юстиции А.Ф. Керенского на заседании Временного правительства в Мариинском дворце было внесено и принято постановление «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений». Ни выражение «черта оседлости», ни слово «евреи» в нем, по просьбе представителей самих еврейских организаций, даже не назывались.

Итак, Черта еврейской оседлости — эта своего рода географическая (и отнюдь не золоченая!) клетка для российского еврейства — опочила в бозе. Она была главным символом государственного антисемитизма и дискриминационной антиеврейской политики царской России. Самой последней среди европейских стран, полиэтничная Россия разомкнула наконец наручники на запястьях и ярмо на шее пятого по численности своего народца и признала самое элементарное — достоинство и равноправие еврейских сограждан. Черта же навсегда осталась в российской истории несмываемым и дурно пахнущим пятном.