Встреча Владимира Путина с депутатами Госдумы и Совета Федерации

Встреча Владимира Путина с депутатами Госдумы и Совета Федерации

Государственная дума РФ

Мы с вами привыкли полагать, что миф называется мифом. А вот многочисленные носители именно мифологического сознания миф именуют историей — и требуют, чтобы мифы никто «не переписывал».

На днях мне прислали анонс какого-то очередного военно-патриотического киноизделия про якобы войну. Про ту самую, Великую Отечественную. В этом анонсе на голубом, как говорится, глазу говорилось о «сражении с европейскими полчищами».

Вот, оказывается, с кем сражался мой отец с первого до последнего дня войны. Он-то, бедняга, всю жизнь был уверен в том, что он воевал с немецким фашизмом, а теперь вот оказалось, что с «европейскими полчищами».

Ни моего отца, ни кого другого из поколения фронтовиков практически уже нет, и ответить этим сочинителям «полчищ» никто практически не сможет. А нынешнему обществу, буквально погребенному под завалами слов с искалеченными значениями, похоже, уже все равно. Европейские так европейские — какая, в сущности, разница.

Миф называется у них историей, а, например, «экстремистом» у них называются тот, кто требует соблюдения законов, тот, кто с неуместной в данном историческом отрезке времени настойчивостью напоминает, что Конституция страны и повседневное поведение власти не всегда находятся в лучезарной гармонии. А вот те, кто открыто и громогласно призывает к нарушению или игнорированию основного закона, для них никакие не экстремисты. Это в какой-нибудь другой стране, одной из тех, откуда экспортировано это мудреное слово, они были бы экстремистами. А здесь они лояльные граждане — опора режима.

Впрочем, повсеместное употребление слов и терминов цивилизованного мира, хотя и в противоположных чаще всего значениях — это уже инерция. Это инерция, в соответствии с которой разные спикеры разных «ума-палат», хоть верхних, хоть нижних, хоть палат номер шесть, включают заведомый, очевидный даже для них самих мучительный бред про то, что здесь-то «у нас как раз самая что ни есть демократия и есть, и здесь у нас располагается ее непотопляемый, как сами знаете что, островок на страх и на зависть этим всем, которые стремительно идут на дно, потому что там ваще не демокрактия, а лишь сплошные нумерованные родители и хренова туча так называемых гендеров — что это, кстати, такое?»

Выбранная ими накатанная поколениями колея пламенного и вполне демостративного идиотизма сладка и соблазнительна прежде всего отсутствием видимых берегов, что дает иллюзию полной свободы маневра. В принципиальном отказе от самой даже примитивной логики и занудных, никому давно не интересных и вообще отстойных причинно-следственных связей их сила, а не слабость. Их доаристотелева логика тверда, цельна и по-своему элегантна, как чугунная гиря.

Но это инерция, да. И инерция постепенно затухающая. И я думаю, что эта извечная битва за значения слов, битва изнурительная, хотя подчас и бодрящая, постепенно деактуализируется, бледнеет под напором новых, свежих пропагандистских стратегий.

Им уже, кажется, не очень-то нужны эти слова, как и их назойливые и скучные словарные значения. Они, мне кажется, вот-вот решатся на то, чтобы начать называть вещи своими именами, поменяв лишь в этих «своих именах» плюсы на минусы и наоборот. Ведь это же так просто и, как все простое, прочно и долговечно.

И кто вообще может быть до конца уверен, что «плохо» это плохо, а «хорошо» это хорошо?

https://www.youtube.com/watch?v=0q9ST9C95YI

Вот, например, и телевизионный проповедник, выступающий почему-то, — видимо, для пущей убедительности своего и без того очевидного лакейского имиджа, — в наряде метрдотеля из дореволюционного «Метрополя», недавно просветил народонаселение в том духе, что не надо, мол, так уж демонизировать смерть. Подумаешь, мол! Ничего, мол, страшного — мы все всё равно помрем, так что вперед и с песнями, дорогие соотечественники и соотечественницы.

Но это, понятное дело, не означало, что сам эсхатологически настроенный оратор сам лично так уж готов вот прямо сейчас «того-с». Нет, конечно, зачем упрощать, все, как известно, не так однозначно. Умирать должны другие, непонятно, что ли? Вам-то, простым гражданам, хорошо — вы сразу в рай. А нам, рядовым пехотинцам и пехотинкам пропагандистского фронта, тут еще на земле помучиться сколько-то придется, не оставлять же вас, неразумных, один на один со зловредным здравым смыслом.

Ранние большевики когда-то твердили о том, что морально все то, что выгодно пролетариату. Весь круг представлений о размытом, хотя на слух и нарядном слове «пролетариат», довольно быстро уплотнился и ужался до размеров небольшой группы лиц, силовым способом утвердивших свое право говорить и действовать от имени этого самого никем не виденного «пролетариата», диктатурой которого объяснялось, прикрывалось и оправдывалось все то, что творила со страной и с людьми эта самая группа лиц.

Их риторика и, соответственно, практика базировались на постулатах, в соответствии с которыми такие понятия, как совесть, честь, порядочность, сострадание, сами по себе ничего не значат, они носят чисто классовый характер. Поэтому то, что хорошо и правильно для буржуя, то враждебно пролетарию. И наоборот.

У этих, нынешних, дело обстоит приблизительно так же, но с тем существенным отличием, что по причине зияющего идеологического вакуума, в их умственном обиходе давно нет никаких пролетариев и буржуев, уже хотя бы потому что они сами представляют собой гремучую и малоаппетитную смесь того и другого. Только смешаны в них не пролетарии и буржуи, а люмпены и барыги. А мир людей делится для них по старинному и устойчивому, как дубовый пень, деревенскому принципу «свои — чужие», «наши — не наши».

И только этим, и больше ничем, может быть хоть как-то объяснена сюрреалистическая на первый взгляд логика и специфика местной начальственной риторики, полицейской практики, а также практики судопроизвоизводства и правоприменения.

А закон? Ну, что закон? «Законом» на их языке называется полный и безбрежный произвол. И это уже практически никто не скрывает.

Со скоростью швейной машинки они принимают «законы», один беззаконнее другого. Сами формулировки этих «законов» в силу их вопиющей сновидческой нелепости кажутся текстами скорее беллетристическими, чем юридическими.

Мне кажется, что нормальным, вменяемым гражданам современного мира необходимо тоже принимать свои законы. Да и принимать, в общем-то, не надо. Самый законный закон уже давно существует. Тот самый закон, который «внутри нас». Его не надо принимать. Он либо есть, либо его нет.