Крепко сшитая туфта. Как Владимир Мединский переписал учебник российской истории для старших классов

С 1 сентября старшеклассники станут учиться по новому единому учебнику. В него добавили раздел с 2014 года по нынешние дни, включая «СВО».

Те, кто видели этот учебник, утверждают, что там все более или менее так же, как в телевизоре.

Ну, а как еще! Мединский же!

Из первой же попавшейся цитаты нетрудно узнать о том, что «идеей фикс Запада стала дестабилизация положения внутри России. Сначала — по периметру её границ. Конечная цель не особо скрывается: это расчленение России и контроль над её ресурсами»

Самое там лакомое — это, конечно же, «конечная цель», которая буквально «не скрывается».

Але! Авторы! Мученики военно-патриотической науки! Кем не скрывается? Какое-нибудь высказывание на этот счет существует в природе? Какое-нибудь, допустим, заявление? Какой-нибудь, прости господи, документик про эту «конечную цель»? Интересно же! Вдруг и правда «расчленение»! Мало ли что? Вдруг каким-нибудь супостатам в качестве головной боли страсть как охота иметь вместо одного ядерного государства сразу несколько! Дураков в мире, особенно на пресловутом «Западе», конечно, немало, но не до такой же все-таки степени!

По свидетельству осведомленных людей, «учебник, который написали бывший министр культуры Владимир Мединский и ректор МГИМО Анатолий Торкунов, повторяет тезисы государственной пропаганды».

Ну, а какие еще тезисы могут повторять эти выдающиеся ученые! Свои собственные, что ли, выдумывать? Да кто ж им такое дело доверит!

Не раз и не два мне приходилось слышать поразительные по своей вопиющей несправедливости слова о том, что г-н Мединский никакой, видите ли, не историк.

Это еще почему? Сначала надо придумать, утвердить и попытаться внедрить в общественное сознание государственное представление о том, что такое историческая наука и каково ее предназначение, а уж потом утверждать, кто историк, а кто нет.

Если история про то, чтобы знать, понимать и учиться — это одно. Если она для того, чтобы гордиться и хвастаться, то это совсем другое, а тут и Мединский вполне сгодится.

И справедливо ли валить все на одного?

Правомочно ли выдирать его из того контекста, где он и все его «труды и дни», включая злополучную диссертацию и причудливые высказывания про то, что миф предпочтительнее исторической правды, потому что он «святой», из контекста, в котором он вполне уместен и выглядит так же примерно естественно, как посреди городской свалки выглядит ржавая банка из-под шпрот?

Если Дугин философ, если Марков политолог, если … и так далее, и так далее, то почему же Мединский не историк? Совсем неуместное чистоплюйство.

И всякий раз, как заходит речь о школьном курсе истории, приходится задаваться вопросом, что же такое все-таки история.

Что это? Совокупность фактов? Или «добру молодцу урок»? Научная и учебная дисциплина? Ну, в общем-то да, дисциплина. Дисциплина общественной памяти. И, если угодно, гигиена памяти.

То есть так должно быть. Но мало ли что должно быть. Мы-то тут вынуждены жить с тем, что есть, и как-то пытаться по этому поводу в меру своих возможностей рефлексировать. И это, между прочим, не так мало, как может показаться.

Новый учебник по всеобщей истории и истории России для 10-х и 11-х классов

Фото: Сергей Карпухин/ТАСС

Сегодня утром я прочитал в одной из соцсетей короткий, но, как мне кажется, важный комментарий моего хорошего знакомого, одного из остроумнейших и совестливейших людей нашего времени, приблизительно моего сверстника. Он написал:

«В декабре 1969 года я пришёл из армии. 70-е, 80-е, 90-е у меня самые запомнившиеся…

И вот Мединский сегодня объявил, что он пересмотрел и переписал историю этих двадцати лет СССР и десяти лет России.

Я за эти годы ни разу ни о каком Мединском и краем уха не слышал, а он, видите ли, взял и полностью переоценил 30 лет моей жизни».

На что я ему ответил:

«Это все написано и издано для совсем других поколений. Мы-то с тобой для них «тени забытых предков».

Ну, допустим, тени. Но тени-то говорящие, рефлексирующие, наделенные вполне оперативной памятью и умением внятно свидетельствовать и вспоминать.

Ничего у этих «историков» не получится. Не они первые, не они последние».

«Эта работа, — не без горделивости сообщает Мединский, — сделана в невероятный срок. Твёрдая обложка, корешок сшит, а не склеен. Это позволит сделать так, как в советские годы, когда учебник служил в течение пяти лет».

Когда я учился в старших классах, учебники истории вряд ли были сильно умнее и правдивее, чем новоявленный учебник под управлением г-на Мединского.

Но нам, помню, тоже очень нравилось, что учебник был в твердой обложке, а корешок был не склеен, а сшит. И он, этот кладезь исторических знаний, призванных формировать в нас, юных обормотах, коммунистические идеалы, действительно служил в течение примерно пяти лет в качестве удобнейшего инструмента по выбиванию пробки из бутылки портвейна, выпиваемой за школой в то время, как учительница истории и по совместительству парторг школы Нина Гавриловна Зюкина по прозвищу Зюка рассказывала тем, кто зачем-то остался в классе, о необычайно важных для всех нас вещах, а именно о том, чем 16-й съезд ВКП(б) отличался от 15-го.

Кое-что из той самой истории мы, конечно, усвоили. Например, все до сих пор могут без запинки, хоть ночью нас разбуди, протараторить фамилии всех участников группы «Освобождение труда», каковая группа, если верить все тем же учебникам, стала первой марксистской группой России, из которой как из яйца вылупилось все социал-демократическое движение, венцом которого стала партия большевиков во главе … ну, в общем, понятно.

А почему все запомнили это «Освобождение труда» и всех участников этого коллектива? А все потому, что нашелся когда-то безымянный гений, придумавший мнемоническую аббревиатуру из первых букв фамилий «Плеханов, Игнатов, Засулич, Дейч, Аксельрод». Как такое забыть!

Это было счастливое исключение. И оно не имело ни малейшего отношения ни к учебнику в твердой обложке, ни к школьным урокам.

Школьные уроки истории были неизбежно тоскливыми, а вот учебник, повторяю, со своим главным и, в общем-то, единственным предназначением справлялся отлично. А все потому, что его корешок был не склеен, а сшит.