Илья Шуманов: «Мы находимся в критической точке российской истории, когда институт частной собственности де-факто перестает существовать»

Генеральный директор цeнтра «Трансперенси Интернешнл — Россия» Илья Шуманов регулярно рассказывает о коррупционных приключениях российских миллиардеров и чиновников в своем телеграм-каналe CorruptionTV, а журнал «Деньги» следит за его публикациями, как за увлекательным сериалом. В новом интервью заглядываем в голову к миллиардеру-космополиту Андрею Мельниченко, а также к российским решалам под колпаком ФБР и сотрудникам Генпрокуратуры в поисках объектов раскулачивания.

— После того, как Великобритания сняла санкции с Олега Тинькова, заметно оживились российские миллиардеры из черных списков ЕС. Сначала Аркадий Волож объявил, что он против войны, а через неделю выяснилось, что его адвокаты подают иск о снятии санкций Евросоюза. А под конец августа в FT вышло эпическое интервью Мельниченко, о котором хочется отдельно поговорить. Как ты считаешь, может ли кто-то еще из крупных российских бизнесменов рассчитывать на снятие западных санкций?

— В судах Европейского Союза находится более десятка дел российских олигархов, которые будут рассматриваться по существу осенью 2023 года. Среди них затесался Игорь Шувалов, который тоже пытается снять санкции — мне кажется, достаточно беспочвенно, потому что его аффиляция с российскими властями совершенно очевидна.

С одной стороны, мы видим непрекращающееся давление со стороны западных стран на российских олигархов и клептократию, а с другой стороны, в России начинаются тектонические изменения в сфере пересмотра итогов приватизации и национализации активов. Исходя из этого, я думаю, что для многих российских олигархов это последний шанс легализоваться в Европейском Союзе или в других западных странах, сняв с себя санкции.

Аналогичная история имеет отношение к Андрею Мельниченко. И когда он рассказывает интервьюеру FT Максу Седдону, что бессмысленно говорить о добре и зле и неправильно искать виноватых (хотя из текста видно, что в его глазах виноваты ЦРУ и Зеленский, а Путин не несет ответственности за войну) — мне кажется, что это интервью позволяет нам заглянуть за закрытую занавеску и понять, что в голове у российских олигархов. Одно дело, когда этот олигарх, как Тиньков, уезжает из страны и пишет большие посты в соцсетях, пытаясь критиковать российскую власть. Другое дело — когда спустя полтора года после начала войны у кого-то типа Воложа появляется желание все-таки публично осудить происходящее. А здесь Мельниченко пытается объяснить свою позицию широкому кругу людей, принимающих решения, в том числе в США, в Великобритании и в Европейском Союзе…

— Что все не так однозначно!

— Да, Мельниченко именно так и говорит: «Все гораздо сложнее», и при этом его благосостояние увеличивается за период войны в два раза. И то, что стоимость активов его «Еврохима» значительно выросла с начала войны, никаким образом не вяжется с его формулировками, что жизнь намного сложнее. Разумеется, Макс Седдон его раз за разом спрашивает: «На какой стороне вы находитесь?» — и он эту сторону не выбирает, сидит на двух стульях.

Что происходит с теми, кто сидят на двух стульях, мы знаем — как раз Мельниченко тому хороший пример. Очевидно, западные страны после такого интервью Мельниченко, обличающего Зеленского и ЦРУ, санкции снимать не будут. И одновременно после этого интервью мы видим, что в отношении Мельниченко начинает работать российский репрессивный аппарат. Генеральная прокуратура пытается изъять часть его активов, которые перешли под контроль Мельниченко от структур Михаила Абызова — это энергетические активы группы компаний «Сибэко». И здесь как раз можно перейти к национализации, которая в России уже по факту началась.

— Мы еще поговорим об этом. Но я хотела бы еще позаглядывать в голову российским олигархам. «Ланч с Мельниченко» в FT — это потрясающе саморазоблачительное интервью, и, наверное, для Мельниченко было бы лучше, если бы он его не давал. Но он воспользовался шансом, чтобы донести до мира свою правду. И мы видим, что правда его не сильно отличается от разговоров российских пенсионеров в домовых чатах.

Я вот решила посмотреть, на что в принципе Мельниченко тратит деньги, кроме яхт, вилл и прочих личных нужд. Зашла на страницу его именного благотворительного фонда, который поддерживает талантливых школьников и студентов в области естественных наук, и просто пролистала годовые отчеты за последние шесть лет. Человек с состоянием, которое в 2023 году оценивается в $25 миллиардов, а до того тоже измерялось десятками миллиардов долларов, тратит на благотворительность в диапазоне 200–500 миллионов рублей в год, причем 25–30% этих сумм идут на административные расходы благотворительного фонда. Вот, собственно, и все. Конечно, Мельниченко может тайно благотворить кому-то еще, считая, что добрые дела должны оставаться в тишине, но что-то мне подсказывает, что утрата яхты «A» печалит его гораздо сильнее, чем что бы то ни было. Вот почему российские миллиардеры — такие? Может быть, у тебя есть какие-то размышления на эту тему? Потому что я пока еще в процессе осмысления прочитанного.

— Могу предложить только свое объяснение, что это за человек. Человек, который в интервью говорит о том, что он не несет никакой ответственности за происходящее в России, за войну. Его спрашивают даже не «чью сторону вы занимаете», а «чувствуете ли вы ответственность за это». Он говорит:

«Я ответственности не чувствую. Ответственность коллективная лежит на международных лидерах, на других людях».

Мельниченко, собственно, транслирует желание сохранить тот уровень жизни и ту жизнь, которая у него была раньше — и реальное непонимание, что в войне он участвует в том или ином виде: его компании, которые платят налоги в российский бюджет, поддерживают мощь России. Но осуждать его бессмысленно, потому что на самом деле разговор идет с человеком, который давно считает себя гражданином мира. С его точки зрения — он швейцарец, к тому же в 2021 году получивший еще и паспорт ОАЭ. Жена его, тоже оказавшаяся под санкциями, никогда не был гражданкой России. И сам Мельниченко возвращается в Россию на две недели в год, давно не являясь ее налоговым резидентом.

Система же выкачивания денег из России для российских олигархов создана таким примитивным образом, что человек фактически может отказаться от социальных проектов. Вот ты говоришь про 500 миллионов рублей, но что такое 500 миллионов рублей по нынешним временам? К тому же, эти деньги фактически потрачены на сопровождение его активов. Я посмотрел на источники поступления денежных средств в фонд Андрея Мельниченко, и там основные деньги — поступления от российских коммерческих организаций. Что это за российские коммерческие организации, наверное, тебе объяснить не надо. Это не он сам со своим доходом — это его компания просто берет и часть денежных средств, которые, скорее всего, не облагаются налогами, направляет на социальные проекты, которые в том числе работают на пиар «Еврохима» и всех его химических, энергетических и угольных активов. Думаю, что сам Мельниченко даже не в курсе, куда эти денежные средства идут, потому что они не из его кармана. И, собственно, что это за проекты, на которые дает гранты его фонд? Химия, биология, горное дело. Это, опять же, подготовка кадров для его же предприятий.

— При этом досадно, что в интервью не затрагивается тема о том, что компании Мельниченко напрямую участвуют в снабжении российского ВПК. Они производят ингредиенты для пороха и взрывчатки, собственно, тоже являются частью этой военной машины. Может быть, Мельниченко тоже не в курсе или это мелочь для него — но он говорит Седдону «я вообще не финансирую войну», а это неправда. Но, по большому счету, он со своим нерезиденством находится в такой же позиции, как западные инвесторы, которые вкладывали деньги в России. «Мы здесь только зарабатываем, а так-то не имеем отношения к государству, войне и этому всему» — такая вот позиция. А почему никто из западного бизнеса не попал под западные санкции за то, что продолжает зарабатывать в России? Ведь таких большинство, на самом деле, ушли-то немногие.

— Смотри, есть закон — и есть этика. Это две разные концепции, на мой взгляд. И этично ли работать в России в период войны — я думаю, что сама компания, ее акционеры и топ-менеджмент определяют самостоятельно, если они не в тех сферах, где прямой запрет существует. Есть компании, которые, наоборот, считают, что работа на российском рынке сейчас — это большой плюс, потому что все партнеры и конкуренты, которые работали на этом рынке, уходят. Мы уже говорили про топ-менеджера одной французской энергетической компании с его «если я уйду с российского рынка, то сделаю подарок Сечину».

К примеру, украинские власти, которые вносят в свои санкционные списки гораздо больше компаний, чем другие страны, ведут реестр «спонсоров войны». Так они называют иностранные компании, которые не ушли с российского рынка — среди них Procter & Gamble, PepsiCo и другие гиганты. И это уже морально-этическая оценка действий тех или иных компаний, которая с законом часто не имеет ничего общего.

Что касается введения санкций Европейского Союза на компании из Европейского Союза, которые продолжают действовать в России, мне кажется, это не очень логично, потому что в первую очередь от этих санкций пострадают акционеры, крупный бизнес, который тоже имеет влияние на власть внутри ЕС, то есть это выстрел себе в ногу и не очень логично. Но существуют, действительно, примеры, когда компании, физически находящиеся в Европе и зарегистрированные, например, на Кипре или в Швейцарии, попадают под американские санкции, если занимаются фасилитацией, обходом, например, санкций США.

— Вот, кстати, про обход санкций — ты пишешь у себя в канале про свежее дело, возбужденное прокуратурой Южного округа Нью-Йорка против компании, которая поставляла запрещенную электронную начинку для российского ВПК.

— Думаю, что таких историй достаточно много. Мы помним Артема Усса, сына экс-губернатора Красноярского края, который занимался поставками «Ростеху» товаров двойного назначения из США. Теперь мы видим историю с компанией «Электроком ВПК» и двумя гражданами РФ — Артуром Петровым и Русланом Альметовым. Они создали сложную, как они думали, схему для поставок в Россию товаров двойного назначения, в которой принимало участие несколько юрисдикций — Кипр, Таджикистан, Латвия, ну, и Россия, разумеется. Что же именно они поставляли? Это микроэлектроника, которая находилась в ракетах, беспилотных летательных аппаратах, в другой российской военной технике, которая используется в Украине. Сложная схема должна была скрыть обход торговых ограничений США, но у американских компаний одно из необходимых условий поставки за рубеж — это контроль цепочки поставок. И, разумеется, они перепроверяют, совпадает ли точка конечной поставки товара в инвойсах, торговых соглашениях, контрактах с реальным местом эксплуатации. Сами иностранные компании из США сообщают [государству], если видят, что их контрагент в реальности поставляет товар двойного назначения не на Кипр или в Таджикистан, например, а каким-то образом в Россию. Так эти компании избегают негативных последствий для себя и находятся на хорошем счету у регулятора. И это приводит в действие уголовное преследование тех мошенников, которые делают вид, что цепочка этих товаров идет не в контролируемые США зоны, а куда-то за пределы разрешенных стран.

История с этим товарищами из «Электроком ВПК» интересна своим идиотизмом. Она про тупость и лень российских посредников, которые действовали очень неряшливо, видимо, не предполагая, что их кто-то будет глубоко проверять, и оставляли большое количество следов. А эти следы привели американские власти к выводу о нарушении санкций. Петрова с Альметовым поймали в сотрудничавшей с США юрисдикции — на Кипре, в стране Европейского союза на секундочку, и, скорее всего, Петрова выдадут в США для правосудия.

Наши соотечественники часто создают такие двухходовые схемы, которые студент первого курса академии ФБР может расследовать, не особо напрягаясь.

И еще поражает та наивность, с которой эти люди используют для обсуждения своих соглашений мессенджеры и электронную почту, думая, что эта информация не находится под контролем иностранных спецслужб и они не читают переписку. Всё они читают, это в материалах дела видно.

— А как спецслужбы получили доступ к этой переписке?

— До этого я писал про дело Романа Шторма и Романа Семенова, которые создали популярную криптоплощадку «Торнадо Кэш» — миксер для обмена и отмывания денежных средств, в том числе, хакерских группировок. И они, переписываясь с собой между друг другом в мессенджере Telegram, пишут: «Надо помнить, что секретные чаты в этом приложении читают правоохранительные органы и могут использовать это против нас». Разумеется, ФБР читает их чат и в материалах дела пишет: эти люди знали о том, что мы их читаем, и все равно продолжали переписываться. Мыши плакали, кололись, но продолжали грызть кактус. Никаких выводов люди не делают, полная наивность. Как американские правоохранительные органы получают доступ к переписке? Думаю, что если это серверы международные и не базирующиеся на российских площадках — то по официальному запросу ФБР. Я не слышал о серьезных злоупотреблениях американских правоохранительных органов и спецслужб. Когда они предъявляют какое-то обвинение, указывают о том, что у них есть набор доказательств — и Gmail, и другие сервисы часто идут им навстречу и раскрывают эту информацию.

— Вообще такое впечатление, что с началом войны Россия превратилась в такое идеальное место для зарабатывания бешеных криминальных капиталов, еще более идеальное, чем оно было когда-то в 90-е. В новостях, да и в твоем канале постоянно видишь истории с большими кушами, которые до начала войны были совершенно непредставимы.

— Мне кажется, что война и послевоенный период, пока не снимут санкции — это будет время посредников, время решал, время фасилитаторов, которые могут оказывать какие-то теневые услуги. Эти теневые брокеры будут извлекать сверхприбыли. Когда Ирак и Саддам Хусейн находились под санкциями, были такие международные посредники, в том числе британские подданные — они оказывали услуги, открывали оффшорные компании, проводили мошеннические операции по обходу санкций. Такая же история была с Афганистаном, такие же истории длятся на африканском континенте в странах, которые находятся под санкциями. Такая же история была с Югославией. Был бы спрос, а люди, которые предложат теневые услуги, обязательно найдутся. В случае с Россией, желающих помочь и заработать на этом бесчисленное множество, в том числе и из представителей дружеских стран, многие из которых ранее были частью Советского Союза. Примета времени.

Илья Шуманов

Facebook (социальная сеть, запрещённая на территории РФ) Ильи Шуманова

— Месяц назад ты предложил читателям CorruptionTV присылать известные им случаи национализации активов российских предпринимателей в регионах. Расскажи, что выяснилось на этот момент: сколько случаев, каковы объемы отнятого.

— Сейчас мы можем говорить уже о половине триллиона рублей. Активов на сотни миллиардов рублей государство либо уже изъяло, либо они находятся в процессе изъятия. И происходит это на фоне худеющего российского бюджета. Дефицит бюджета растет, государство не может выполнять тот объем социальных обязательств, которые у него возникают. И, конечно же, Владимир Путин и его окружение, администрация президента, финансовый блок правительства думают, где взять денежные средства для того, чтобы затыкать эти дыры, чтобы дольше продлить состояние войны и чтобы хватало ресурсов на поддержание мобилизации населения страны. Конечно, Правительство начинает распечатывать кубышки, но кубышки тоже не бесконечные. Мы видим, что существует дефицит и на уровне регионов, и на уровне федерального бюджета. И, конечно же, стандартная процедура [для решения проблемы] — национализация, изъятие активов из частной собственности и передача их государству с тем, чтобы в дальнейшем эти активы можно было перепродать в нужные руки.

Это одна из задач — передать актив в собственность человеку или группе, которая с точки зрения власти благонадежна или с их точки зрения заслуживает его получения. А с другой стороны — извлечь от продажи прибыль, которую можно было бы пустить в бюджет для затыкания дыр и на войну.

В списке, который я веду, сейчас уже порядка 30 кейсов. Отрасли, в которых государство начинает толкаться локтями и забирать активы у частников, совершенно разные. Ярким пятном среди этих проектов является портовая инфраструктура. Калининградский морской торговый порт уже де факто перешел в собственность государства. Переходят в госсобственность портовые активы в Перми, Новороссийский морской торговый порт, Дальневосточное пароходство. То есть, государство интересует стратегическая инфраструктура. Есть проекты, которые государство изымает в сфере военно-промышленного комплекса.

В принципе, черная метка национализации не имеет прямого отношения к лояльности собственников российскому режиму и выражения активной поддержки войны в Украине. Эта метка раздается и тем людям, которые давным-давно на территории России, и тем, которые имеют паспорта других стран, и действующим представителям власти. Например, действующему депутату Государственной Думы, Андрею Колеснику от Калининградской области. Бывшему депутату Государственной Думы Малику Гайсину из Татарстана, у которого забирают фармацевтический завод «Биофарм». Бывшим сенаторам типа Леонида Лебедева или Магомеда Магомедова с братом Зиявудином из группы «Сумма», действующему петербургскому бизнес-омбудсмену Александру Абросимову, бывшим главам крупных городов типа Нижнего Новгорода, офицерам Федеральной службы безопасности в отставке… В общем, люди достаточно интересные и яркие. И среди этих ярких людей, конечно же, нельзя не вспомнить Андрея Мельниченко, самого богатого российского бизнесмена по версии Forbes, которого сейчас раскулачивают — забирают у него активы, которые перешли к нему от Михаила Абызова за нарушение последним антикоррупционного законодательства, опять же по мнению российских властей. Стоимость этих активов — порядка 40 миллиардов рублей. Не то чтобы сильно влияющая на благосостояние Мельниченко сумма, но неприятная.

— А как ты думаешь, насколько скоординирован этот процесс? Или это часть общей тенденции, на которую независимо работают трудолюбивые гномы из прокуратур по всей стране?

— У меня есть ответ на этот вопрос. Это действительно синхронизированный процесс. Региональные прокуроры к этому никакого отношения не имеют. Это Генеральная прокуратура. Активно участвуют в этом процессе два заместителя генерального прокурора, господа Ткачев и Гринь. Начался он в 2020 году и имел только одну осечку — с Федерацией независимых профсоюзов России, который возглавляет господин Шмаков. Не последний для российских властей человек, активно поддерживающий Владимира Путина, его бывшее доверенное лицо. Генеральная прокуратура пыталась изъять все активы Федерации независимых профсоюзов России в 2021–2022 году. Первую инстанцию выиграла, а во второй инстанции ее развернули. Полетели головы в Генеральной прокуратуре, и они, конечно, после этой истории стали больше координировать свою деятельность со спецслужбами, привлекать Федеральную службу безопасности для сбора оперативных данных, которые не очень понятно какое отношение имеют к гражданскому процессу по изъятию актива. Но они теперь с большей осторожностью и серьезной подготовкой подходят к изъятию этих активов.

Важно сказать, что более половины тех кейсов, которые я собрал, имеют отношение к 2023 году. Исков, поданных в этом году, порядка 60–70%. То есть, активизация произошла именно сейчас, когда стало понятно, что бюджет пустой и нужно чем-то его наполнять. Поэтому тренд совершенно очевиден. Это синхронизированная деятельность Генеральной прокуратуры, скорее всего, с политическим блоком Кремля. По факту, право собственности в России деградирует. Часть из этих активов изымается через пересмотр итогов приватизации.

И один из прикольных моментов, на который я хотел бы обратить внимание — это дело Александра Абросимова. Он вместе с группой физических лиц в 2022 году проиграл суд по иску Генеральной прокуратуры и потерял активы стивидорной компании. Приватизировал он этот актив в начале 90-х и приобретал этот актив у правительства Санкт-Петербурга. В тот момент Владимир Путин был одним из заместителей Собчака, и команда Собчака, по сути, этот актив и продавала. Вот так спустя 30 лет история этого актива замыкает круг, а часть портовых активов возвращается государству.

— Вообще это поразительно, конечно. Я в 90-е делала репортажи с крупнейших приватизационных аукционов. Хорошо помню горячие споры в Госдуме, в основном, инспирированные КПРФ — дескать, не дадим продать стратегически важные предприятия всяким проходимцам. Ровно под таким лозунгом шли дискуссии о залоговых аукционах. Получается, что те же самые олигархи 90-х, которые по очень комфортным ценам расплатились с государством за те самые стратегически важные предприятия и фактически этими платежами удобрили власть Ельцина и Путина, всё это сделали напрасно. Потому что сейчас к ним могут прийти люди из Генпрокуратуры и сказать: «Вы знаете, ваше предприятия такое стратегически важное, что оно просто не может находиться в частных руках, извините». Просто удивительный круговорот исторических событий! Какова вероятность, что силовикам удастся вернуть в госсобственость тот же «Норникель» или «Лукойл», как ты думаешь?

— Тут надо посмотреть с точки зрения баланса интересов государства. Кто тот олигарх, который сейчас может купить «Норникель»? Кто может за него живыми деньгами заплатить? Таких людей нет в России. Российская национализация через привлечение кредитов в ВТБ — это значит, само государство выкупает эти активы, понимаешь? А ему нужны живые деньги.

Те активы, которые сейчас изымаются, стоят в диапазоне семи- десяти миллиардов рублей. В принципе, второму эшелону российских олигархов это по силам. Это не 7–10 миллиардов долларов, не говоря уже про 70 или 100 миллиардов. За такие активы живыми деньгами никто в России сейчас заплатить не может. Единственная альтернатива — привлекать прямые инвестиции из Индии, Китая, арабского мира. Но на фоне войны, никто особо такие прямые инвестиции вкладывать не будет, потому что одно из правил инвестиционной политики крупных инвестиционных групп — не инвестируй туда, где стреляют. Я имею в виду, в страну, где стреляют и взрывают, потому что не очень понятно, чем это закончится.

Сейчас мы находимся в критической точке российской истории, когда институт частной собственности де-факто перестает существовать.Он и раньше был очень таким неустойчивым, что ли, хрупким, над ним могли издеваться государственные органы, но не так, как сейчас — с десятками случаев изъятия просто по той причине, что могут изымать. При том, что вот эта национализация идет не через указы президента. Указы — это отдельные ветки политических решений, когда мы говорим о таких активах, как «Данон», «Карлсберг», «Фортум». Про некоторые кейсы вообще нигде не писали, часть вообще засекречена. Я их нашел в протоколах арбитражных судов, и там нет и строчки по поводу оснований изъятия. Один из таких активов — это большая нефтесервисная компания, американская Schlumberger, у которой в Стерлитамаке изымают завод по производству промышленной взрывчатки. Они использовали эту взрывчатку для разработки месторождений. Но с точки зрения государства это — иностранный актив, который изымается для обеспечения гособоронзаказа в военно-промышленном комплексе.

Думаю, что пока идет подготовка. Учтены уроки 2021–2022 года — кого нельзя трогать. Видимо, идет согласование, какие активы у кого можно забирать, у кого нельзя. И во всей этой истории мы видим ограниченное количество олигархов: среди известных фамилий — только Борис Минц, Андрей Мельниченко, ну, и братья Магомедовы. А все остальные — это не то чтобы супер игроки федерального уровня. Поэтому до «Норникеля», мне кажется, российская государственная реприватизационная система еще не дошла. Но думаю, что все к этому придет, если только российская военная машина не споткнется в Украине.