В Сахаровском центре прошла дискуссия «Будущее соседа: по какому сценарию жить Европейскому союзу через 10 лет?». Экспертам было предложено представить свои сценарии видения настоящего и будущего Евросоюза. В беседе участвовали директор европейских программ Центра исследований постиндустриального общества Екатерина Кузнецова, заведующий кафедрой мировой экономики факультета мировой экономики и политики ВШЭ Леонид Григорьев, доктор политических наук, профессор, заведующий кафедрой политики ЕС МГИМО Олег Барабанов, руководитель направления исследований ЕС и Северной Америки фонда имени Генриха Белля (Брюссель) Бастиан Хермиссон. Slon публикует фрагменты дискуссии.
Екатерина Кузнецова: те семена, что ЕС вложил в землю недавно, имеют шанс вырасти во что-то дельное
Сценарий, который я вижу, это сценарий не в традиционном его смысле, потому что у нас в стране под сценарием понимаются некие мечтания, иллюзии, и говорить о сценарии в этом смысле применительно к Евросоюзу мне кажется немного некорректным. ЕС не столько мечтает, сколько видит свою задачу в том, чтобы реализовать тот сценарий, который формируется эволюционно. Речь должна идти о том, насколько то видение, которое выстроил ЕС сегодня относительно себя, имеет шанс состояться и реализоваться. ЕС строит сценарий не в первый раз – в 2000 году была принята Лиссабонская стратегия, призванная сделать европейскую экономику наиболее конкурентной экономикой мира. Она не была реализована полностью, тем не менее многие цели все же были воплощены в жизнь.
С приходом кризиса обнажились внутренние сложности – например, тот факт, что единая валюта была создана без создания единой экономики, единого рынка. Есть проблемы создания единого рынка в области цифровых технологий, единый рынок услуг формируется только сейчас. Помимо этого – слабый кризисный менеджмент, разрывы в развитии. С этим комом проблем ЕС разбирался с 2009 года и продолжает делать это до сих пор. Поэтому естественно, что кризис серьезным образом изменил приоритеты, были придуманы новые цели, и вопрос в том, будут ли они достигнуты. Новое видение есть как в области финансов, так и в области бюджетной дисциплины – это контроль за такими целями и ориентирами, как объем госдолга и дефицит бюджета.
Речь идет еще и о том, что европейцы понимают, что они – стареющий континент, а значит, проблемы стареющего населения, социальных выплат и безработицы тоже придется решать. Вопрос: каким образом? Существует 5 приоритетов: образование, безработица, исследования, сокращение бедности и энергетические вызовы. Мне было бы интересно остановиться на энергетических вызовах, так как в последнее время стало ясно, что европейская стратегия, ориентированная на то, чтобы снизить потребление энергоресурсов, повысить эффективность энергопотребления, имеет прямые следствия для России. Интересно, что европейцы уже сегодня понимают, что даже если заявленные цели будут реализованы на национальном уровне, то все равно они не смогут выйти на те индикаторы, что были поставлены на 2020 год, то есть цели несколько завышены.
Важным мне кажется и оценка тех плодов, которые, возможно, европейцы пожнут к 2020 году, выяснение, сработают ли ставки. Какие же это ставки? Это инновации (приятно, что европейский бюджет согласно последнему плану не сократил на них расходы), интеграция в экономической сфере (в ЕС действует 29 соглашений о сотрудничестве в экономической сфере – более того, когда в силу вступят новые соглашения, они смогут дать 2–3% прироста ВВП). Также есть некоторые моменты, на которые нужно обратить внимание, – есть некий резерв незадействованного потенциала в борьбе с кризисом, за экономический рост. Прежде всего, это налоговая сфера. Здесь стоит вспомнить о единой экономике, которая предполагает не только контроль над расходной частью бюджета, но и контроль над доходной частью бюджета, которой до сих пор нет. Были попытки синхронизировать налоговую базу между Францией и Германией, которые не получили развития. Поэтому некий задел есть, те задачи, что были поставлены в 2011 году в Пакте строения и роста, будут сложными для достижения, но все же те семена, что ЕС вложил в землю недавно, имеют шанс вырасти во что-то дельное. Есть ряд внешних факторов, задерживающих развитие; например, нерешенным остается вопрос, из чего же следует черпать экономический рост. По сути, каждая страна вынуждена решать этот вопрос самостоятельно – вспомните Грецию, Эстонию, Великобританию, Германию. Тот факт, что Европа делает ставку на международную торговлю, и есть некая попытка более равномерно распределить риски.
Леонид Григорьев: Европа начинает расслаиваться
К 2020 году в Евросоюзе останется 27 стран, никто не уйдет, потому что рассчитаны все издержки, нет никакой проблемы в этой сфере. Принять Украину они могут только после Турции, Турцию принять они не хотят. Скорее всего, они будут пытаться создать зону типа Украины и Молдавии, которые в ключевых моментах будут выполнять рекомендации из Брюсселя или МВФ. Но Европа начинает расслаиваться. В ядре оказывается Германия, которая несет большую часть всех издержек, Чехия, Польша. Есть одно новое явление – перед большим кризисом почти все страны Европы имели приличное положительное сальдо с остальным миром и приблизительно равные показатели между собой. За пять лет кризиса Германия имеет огромное положительное сальдо внутри ЕС, то есть она становится доминирующей силой внутри. Англия всегда была на острове, на острове она и останется, стоящая особняком. Дальше идут благополучные страны Восточной Европы и те, что посыпались во время кризиса. Последние останутся в тяжелом положении (например, Латвия – чемпион мира по падению в кризисе в мирное время). Из-за расслоения появляется стимул движения извне – миграций, которые происходят примерно при разрыве десять тысяч евро на душу.
Вообще процесс восстановления после кризиса будет долгим – в Европе давно не было таких длительных кризисов, длительных застоев. Поэтому устали фирмы, устали власти, после каждых новых выборов правительство слетает, а каждое новое понимает, что удержаться у власти надолго во время застоя не получится, потому что очень трудно проводить длительную политику. Из-за этого тяжело создать устойчивую национальную политику.
Перейдем к вопросу о демократии и технократии. Конечно, я выбираю технократию. Но есть проблема брюссельской технократии – Брюссель стал отдельной зоной, со своими интересами, жизнью, которая максимально увеличивает собственную власть визави остальных государств. Это не союз против стран, это брюссельская бюрократия против бюрократии национальной.
Если говорить о приоритетах, то есть целый ряд сфер, объявленных едиными приоритетами, например – попытка выработки единой национальной политики. Но ЕС будет объединяться лишь там, где будет чувствовать угрозу, и будет принимать меры там, где он чувствует опасность. Национальные интересы все равно сидят внизу, и разница между экономиками колоссальна. Сейчас трещит и модель социального развития европейского севера, при нынешней пенсионной ситуации. При переселении происходит не выравнивание, а перемещение элементов бедности с окраин ЕС в центр. Через десять лет лингвистические проблемы, проблемы национального восприятия будут лишь обостряться, потому что массы продолжают эмигрировать.
Олег Барабанов: у ЕС остается все меньше морального авторитета, чтобы учить других жизни
Признайтесь, значительная часть россиян испытывает злорадство по отношению к тому, что сейчас происходит в Евросоюзе. Все думают: «Слава богу, кризис ударил и по ним, наконец они перестанут учить нас жизни». С другой стороны, мы понимаем, что бюджет в значительной степени наполняется от торговли в нефтегазовой сфере с ЕС. Поэтому крах ЕС означает крах бюджета РФ. Поэтому эмоционально понятное злорадство действует отнюдь не в наших интересах. Россия должна вести себя как ответственный партнер, не рушить ЕС, а находить механизмы и модели, которые позволят нашим партнерам выйти из кризиса.
Я считаю, что будущее ЕС можно выразить в двух словах: солидарность и мощь. Давайте проанализируем эти два термина. Из-за чего во многом возник нынешний еврокризис? Первая причина – нельзя вводить единую валюту без единого бюджета. Эйфория по поводу ЕС в 90-е проходила под другими лозунгами: расширение и углубление. Но мы знаем, что по законам механики нельзя одновременно углублять и расширять, но именно это пытался делать ЕС в 90-е годы – углублять интеграцию и расширяться на новую постсоветскую территорию с совсем другими ценностями. К чему это привело? К высокой финансовой цене, перераспределению средств внутри ЕС. До расширения страны ЕС, располагавшиеся на юге, были беднейшими странами, и именно на их поддержку выделялись средства из Фонда сплоченности. После расширения все эти деньги ушли в Польшу, Венгрию, Чехию, страны Балтии. Раньше слабая и безответственная финансовая политика купировалась поддержкой со стороны ЕС. И о какой солидарности мы говорим? Мы говорим о прямом вызове солидарности. В краткосрочной перспективе я не вижу восстановления этой подорванной солидарности внутри ЕС.
Вернемся ко второму термину – мощь. Финансово-экономический кризис Евросоюза уже перерос свои границы, и мы можем говорить о социально-политическом кризисе. ЕС в начале 2000-х называл себя силой не в американо-советском смысле, а в смысле той державы нового типа, которая определила свои ценности и которая диктует свои ценности окружающему миру. Читаем Лиссабонский договор – там черным по белому написано, что ЕС проводит ценностно-ориентированную политику. Это означает прямой отход от принципов устава ООН, о нейтральности, о невмешательстве, о суверенном равенстве, фактически это создавало новую нормативную парадигму. Сейчас же злорадство россиян происходит из-за того, что ЕС пытался навязывать свои ценности странам-соседям, и это привело к серьезному раздражению в отношении стран ЕС и в России, и в Китае, и на Ближнем Востоке. Сегодня эта нормативная сторона рушится, у ЕС остается все меньше морального авторитета, чтобы научить других жизни.
Несмотря на красивые, оптимистические лозунги о солидарности и силе, в ближайшее время я не вижу перспектив выхода ЕС из этого кризиса, и экономического, и политического. Причины просты: утрата внутренней солидарности и прогрессирующее уменьшение силы ЕС.
Бастиан Хермиссон: будущее ЕС – это дифференцированная интеграция
Конечно, за последние годы Евросоюз испытал большое количество кризисов – это был не один кризис, их было несколько. Дискуссии, подобные сегодняшней, ведутся по всему миру. Наконец ЕС перестал рассматриваться только как проект европейских элит, и решения, которые принимаются сегодня, больше не находятся на уровне политических и экономических элит, составляющих ЕС. Ведь политический популизм, присутствующий во многих странах, мог бы нарастать, если бы идеи рассматривались исключительно с точки зрения политических элит.
Еще до недавнего времени существовало мнение, что ЕС будет лишь увеличивать число стран-партнеров и интеграция будет углубляться. И один из этих шагов – введение европейской валюты с перспективой того, что она будет иметь хождение во всех странах Европы. Создатели этого предполагали, что за этим последуют следующие шаги, такие как единая финансовая политика, более глубокая экономическая интеграция. Проблема заключалась в том, что эта конструкция содержала в себе ошибки и не все страны приняли участие в ее создании. За последние годы ЕС вырос почти в два раза, в будущем мы ожидаем принять Хорватию, которая станет 28-м членом Евросоюза. Возможно, туда войдут Шотландия и Каталония. Мы встречались с определенными проблемами: с одной стороны, это была интеграция, а с другой – страны претендовали на определенный уровень власти, и система не была абсолютно стабильной. Но мне кажется, что попытки, которые были приняты в рамках Лиссабонского договора, дали возможность ликвидировать некоторые дефициты, которые мы наблюдали путем решения некоторых вопросов в рамках ЕС, больше компетенции было передано Европейской комиссии. Таким образом, не все решения, которые принимает ЕС, должны приниматься всеобщим голосованием 27 стран-членов. Лиссабонский договор подчеркнул большую важность сотрудничества между европейскими государствами, он дает возможность некоторым странам не участвовать в определенных проектах. Это основные выводы, которые я делаю по поводу развития ЕС в ближайшие 10–20 лет.
Дискуссии, которые сейчас ведутся в Брюсселе, варьируются между двумя точками зрения. С одной стороны, Евросоюз должен продолжать развиваться, и есть возможность, что в конечном счете он станет супер-государством. Однако есть мнение, что основная волна интеграции уже прошла и что нужно сконцентрироваться на тех задачах, которые уже стояли перед ЕС, например, работа единого европейского рынка. Приверженцем такой политики является, например, Великобритания. Однако мне кажется, что истина находится где-то посередине и будущее ЕС – это дифференцированная интеграция. Мне кажется, что будет происходить интеграция отдельных стран ЕС, как это сейчас осуществляется в рамках еврогруппы. Другие государства будут держаться вдали от интеграции, но я полагаю, что ЕС уже достаточно гибкая структура для того, чтобы поддерживать конструкцию стабильной. Однако есть важная вещь, которая всегда будет объединять страны – члены ЕС: это общий рынок и демократические ценности. Но странам-членам нужно предоставлять возможности для ведения совместных проектов.
Таким образом, ЕС остается довольно гибкой структурой, дающей одним странам возможность осуществлять более глубокую интеграцию, а с другой стороны, оставаться открытым по отношению к расширению его состава. Это очень важная реалия, в XXI веке ЕС не может отгородиться от всего мира, перекрыв все возможности на пути к интеграции. ЕС будет и дальше проводить демократическую политику, не только на уровне Брюсселя, но и на уровне национальных государств. Вызовы и задачи, стоящие перед ЕС, велики, вот некоторые из них: важной является демографическая проблема – нам нужно решать проблемы занятости молодежи, особенно на юге, также нам нужна устойчивая энергетическая политика, роль которой неоценима.
