Андреа Челести . Наказание
2012–2013 годы в России войдут в историю как карнавал запретов и публичных порок. Вот очередной день этого затянувшегося праздника: Госдума «проверит» замечание Леонида Гозмана, что советская контрразведка СМЕРШ не менее преступна, чем СС. (Проверять слова корреспондента «КП» Ульяны Скойбеды, что из предков Гозмана нацистам стоило бы наделать абажуров, Дума не будет.)
Много уже сказано об этой эпидемии законотворчества, однако часто упускается из виду одна важная деталь. Запреты и ограничения, которые выплевывает принтер Госдумы, не только причиняют неприятности и неудобства прямо сейчас. Они также могут создать весьма превратное представление о нас у наших потомков.
Как судят о жизни прошлых поколений? По газетам, воспоминаниям, музейным экспонатам. А еще по законам и обычаям, кодифицированным нормам. Например, представление о том, что люди Средних веков были личностями грубыми, не склонными сдерживать эмоции, что вспышки гнева, насилия или телесные отправления на публике в то время были обыденным явлением, укоренилось и благодаря изучению правил этикета XV–XVII веков.
Сегодня эти правила вызывают в воображении комические картины: не облегчаться перед дамами; не сморкаться в скатерть; отворачиваться, когда сплевываешь; не бросать обглоданные кости на общую тарелку и так далее. Но тогда, как писал социолог Норберт Элиас, они были в числе инструментов «цивилизующего процесса», превращения мужланов-рыцарей в учтивых придворных, которые занимаются политикой, а не войной. Развитие манер и самоконтроля, повышение порога стыдливости – все это, как доказывает Стивен Пинкер в книге «Лучшие стороны нашей натуры», способствовало снижению насильственной смертности в странах Запада в десятки раз.
Археологи и историки будущего точно так же могут заключить, что законы последних двух лет принимались не в силу глупости законодателя или желания Кремля искоренить инакомыслие, а чтобы привить невоспитанным и аморальным россиянам важные ценности, нормы поведения и правильные представления об обществе. Неизвестно, удастся ли российскому государству осуществить такой проект переустройства человека. Но если ученые будущего станут воссоздавать образ российской нации начала XXI века по законам этого периода, они узнают много интересного.
Например, что жители России в массе своей:
– регулярно продают своих детей за границу;
– когда дети заканчиваются, берутся торговать родиной (что нетрудно – в стране полно шпионов Запада с чемоданами долларов и фунтов);
– постоянно оскорбляют власть, религиозные чувства друг друга и наводняют интернет экстремистскими роликами;
– склонны извращать историю страны, издеваться над ее прошлым и реабилитировать нацизм;
– то и дело устраивают буйные митинги с целью подрыва или свержения режима;
– не брезгуют активной пропагандой гомосексуализма и педофилии;
– сами скрываются от государства и укрывают в своих домах других нарушителей (особенно иностранцев-нелегалов);
– рады оклеветать кого угодно, особенно в интернете;
– вечно пугают друг друга рассказами о конце света.
Если историки будущего возьмутся еще и за судебную практику, то портрет российского гражданина начала XXI века станет еще более полным. Например, выяснится, что одна из распространенных народных забав этого периода – нападения на полицейских, а главные методы предпринимательской деятельности – хищение, мошенничество и растрата.
Наверняка будущие исследователи российского общества обратят внимание и на другое обстоятельство. Лихорадка запретов в России вспыхнула в 2012–2013 годах. Выходит, что вопиющие пороки, за которые предлагается карать граждан страны, расцвели буйным цветом не в «лихие девяностые», а через десяток с лишним лет после начала правления Владимира Путина. Вот до чего довел народ второй президент России, решат историки и археологи лет через двести. И будут не так уж неправы.
