Дмитрий Копелев
Slon продолжает публиковать списки интересного чтения. 21 ноября будут объявлены лауреаты премии «Просветитель»: ею награждаются авторы выдающихся научно-популярных книг. В преддверии этого события Slon опрашивает финалистов премии о том, какие научно-популярные произведения они сами считают достойными. Сегодня своей десяткой non-fiction книг, заслуживающих самого пристального внимания, делится автор книги «Раздел океана в 16–18 веках. Истоки и эволюция пиратства» Дмитрий Копелев.
| «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы» Мишель Фуко Выдающийся французский мыслитель, философ, историк, Мишель Фуко продолжает лучшие традиции интеллектуальной эссеистики своих великих предшественников. Его знаменитая книга, ставшая бестселлером и переведенная на многие языки, это глубокое, неторопливое размышление о скрытых и трудноуловимых механизмах социального подчинения. Виртуозная аналитическая оптика позволяет Фуко нащупать и связать в единую цепь разнородные, на первый взгляд, элементы социального бытия: пытки, камеры, эшафот, школьный класс, больничную палату, воинский плац. За пульсациями человеческой паутины внезапно обнаруживается главный постановщик, незримо дирижирующий пространством людского сознания, – безликая всепроникающая стихия власти, сопровождающая человека с момента его рождения и до последнего дня. |
| La Grande Peur de 1789 George Lefebvre Вдумчивый исторический анализ всегда требует временного отстранения, в особенности, когда речь идет о таком сложнейшем феномене, как Великая французская революция. Споры и ученые дискуссии вокруг нее продолжаются и спустя два века, написано немало трудов, предлагающих свои версии событий. Немалую лепту в «революционную летопись» внес Жорж Лефевр, по праву считающийся одним из крупнейших знатоков в этом вопросе. Его главная книга, «Великий страх 1789 года», выделяется на фоне всего написанного на эту тему на разных языках. Первоисточником запущенного революцией разрушительного механизма французский историк считает страх, панику, которая, как зараза, охватила Францию летом 1789 года. Лефевр диагностирует страх как эпидемию, своего рода коллективную болезнь со специфическими симптомами, исследует очаги ее возникновения и пути распространения. |
| The Police and the People: French Popular Protest 1789–1820 Richard Cobb Казалось бы, тема, избранная для исследования британским ученым Ричардом Коббом, касается весьма специфического сюжета, интересного исключительно для специалистов-историков. Однако он так блестяще владеет слогом, а проведенный им анализ протестного движения против дороговизны настолько безупречен, что книга «Полиция и люди: французские народные протесты 1789–1820 годов» увлечет любого читателя. Доскональное изучение французских архивов позволило историку сделать неожиданные выводы: внутри любого, самого, казалось бы, стабильного государственного порядка заложены разъедающие его механизмы. По мысли Кобба, первичным элементом коррозии становятся жалкие и никчемные, с точки зрения власти, люди, чья главная забота – пропитание, заработок, устройство ночлега. Это скитающиеся по дорогам бродяги, сидящие на паперти нищие, выходящие на темные улицы уголовники. Когда концентрация девиантности перерастает пределы безопасности, она превращается в угрозу порядку – даже если внешние признаки разложения и скрыты от посторонних глаз в недрах полицейских протоколов. |
| Between the Devil and the Deep Blue Sea: Merchant Seamen, Pirates and the Anglo-American Maritime World, 1700–1750 Marcus Rediker Эта дебютная книга американского историка Маркуса Ридикера стала началом его пути к пониманию модернизации. Под его пером рождается метафорический образ раннеиндустриального общества – «многоголовой гидры», объединившей в себе британскую экспансию, ужас привилегированных слоев перед проявлениями народного протеста обездоленных низов общества, представленного тысячами моряков на всем протяжении Атлантики. В этом контексте глобальных перемен Ридикер рассматривает корабельную повседневность и моряцкий мир, видя в них ключевую структурную составляющую рынка свободной рабочей силы, разбросанной по океанским портам. Независимых в своем выборе моряков объединяют четко обозначенные социальные характеристики: интернационализм, расовая толерантность и космополитизм. |
| «Осень Средневековья. Исследование форм жизненного уклада и форм мышления в XIV и XV веках во Франции и Нидерландах» Йохан Хейзинга Поэтичный шедевр голландского культуролога привлекает изящным изложением, наполнен аллюзиями и едва ли не впервые содержит рассуждения о менталитете людей, живших в давно ушедшие времена. Перед нами словно предстает старинный гобелен, с приглушенными красками, виртуозной игрой полутонов. Хейзинга размышляет о культуре родной для него нидерландской земли, когда-то входившей в состав могущественного Бургундского герцогства, погружает читателя в духовную атмосферу «увядающего Средневековья», которое неумолимо становится прошлым. Это мир сложно организованной символики, ярких страстей и буйных темпераментов. |
| «Прогулки в литературных лесах» Умберто Эко Умберто Эко известен широкому читателю как мастер художественной прозы, на страницах которой загадки культурных феноменов переплетаются с запутанной детективной интригой. «Прогулки в литературных лесах» – сочинение, которое можно отнести скорее к жанру художественной эссеистики, хотя читается оно не менее увлекательно. В этой небольшой книге выдающийся итальянский культуролог описывает «истории об изобретении вымышленной истории» и задается вопросом о закономерностях построения литературного текста. Невероятным образом эти закономерности помогают ему «вычислить стратегию образцового автора» и «создать образцового читателя». Оказывается, реальный мир исторического прошлого и вымышленный литературный мир – это две сосуществующие действительности, и когда читатель погружается в них, они начинают сосуществовать в его сознании. Исторические персонажи и вымышленные герои органично действуют и там и тут, и скоро читатель перестает различать, что перед ним: правда вымысла или правда факта. |
| «Наполеон» Евгений Тарле Трудно разделить это и следующее историческое сочинение, но не только потому, что они касаются одного и того же сюжета. Труды Тарле и Манфреда – классика отечественной гуманитарной мысли, и своего значения «образцов» они не утратили по сей день, да и вряд ли когда утратят. Печать советского времени, кое-где ощутимая, разве что придает им аромат времени, ни в коей мере не затушевывая главного: яркости изложения, когда читатель зримо видит перед собой исторические картины, широты эрудиции, глубокого психологизма и превосходного, отточенного литературного стиля. Личность и жизненный путь великого корсиканца каждый из авторов интерпретирует в соответствии со своим собственным видением эпохи и главного действующего лица, вместе они складываются в единое целое, создают совокупный образ исторического персонажа, которого современные французы считают величайшей личностью своей истории. |
| «Наполеон Бонапарт» Альберт Манфред |
| «Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II» Фернан Бродель Без этого новаторского труда великого французского историка современности невозможно представить себе развитие гуманитарных наук в XX веке. Открытием и главной темой Броделя стала так называемая неподвижная история, под которой он понимает географические факторы. Благодаря введению в научный оборот этого нового героя, книга, по сути, превратилась в манифест, ознаменовавший прорыв в понимании логики исторического процесса. Ритмику изложения задают здесь не «событийная история» и даже не экономическая подоплека, хотя все это, разумеется, присутствует. Видимые факты, череда событий – всего лишь волны на поверхности бурного потока. В действительности его движение определяют мощные глубинные процессы, которые, согласно Броделю, неразрывно связаны с влиянием географической среды: с равнинами, плоскогорьями, пустынями, горными хребтами, островами и бесконечными морскими просторами. |
| «Открывая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения» Ларри Вульф Американский историк Ларри Вульф предлагает свою версию географического детерминизма. Предмет его изучения – так называемые ментальные карты, то есть субъективное представление человека об изучаемом им пространстве. Вульф подробнейшим образом описывает, как философы, географы, путешественники и ученые эпохи Просвещения возводили железный занавес между Западной и Восточной Европой. Причину он видит в бинарной стереотипности цивилизационного мышления. Идеологи западноевропейского Просвещения способствовали укоренению в коллективном сознании устрашающего образа чуждого им варварского мира, предприняв для этого ряд увлекательных интеллектуальный операций. В их числе изобретение культурно-географического конструкта – «отсталой» Восточной Европы, подаваемой как бескрайнее пространство хаоса с нечеткими делениями частей и перманентно меняющимися границами. Игра в интеллектуальное превосходство продолжалась и в двадцатом столетии, что привело к серьезным геополитическим последствиям: разделу послевоенной Европы и холодной войне. |
