Фабрика по производству дорожных знаков в Красноярском крае. Фото: Ilya Naymushin / Reuters
Первого марта Владимиру Путину была направлена программа экономических реформ, разработанная по его поручению группой экспертов Столыпинского клуба – теперь он преобразован в Институт экономики роста имени Столыпина. Эта программа, конкурирующая со стратегией Алексея Кудрина и ЦСР, имеет все шансы стать основой экономической политики следующего президентского срока. Но в подробном изложении она пока не публиковалась. По просьбе Republic один из ее авторов, глава наблюдательного совета Института экономики роста Яков Миркин раскрывает основной набор предполагаемых преобразований и объясняет их смысл.
Расти со скоростью не ниже среднемировой – так обозначил цель России премьер Дмитрий Медведев на форуме в Сочи. Что это значит? Для глобальной экономики нынешние темпы роста – это 3% в год; для «развивающихся» (а мы такие) – 4–4,5%; наши азиатские соседи зажигают, дают в год больше 6–6,5%. Как за ними угнаться? И самое главное – ради чего?
Ответом на эти вызовы может быть только системная политика. Год назад вышел с программой Столыпинский клуб. В конце февраля он еще раз вручил ее новую версию президенту и правительству. И вызвал бурю – сто тысяч толкований. Значит, нужно еще раз объясниться, что за политику мы вбросили в публичное пространство.
Какая цель?
Открытая социальная рыночная экономика, прошедшая модернизацию, универсальная, создающая высокую добавленную стоимость, обеспечивающая качество и продолжительность жизни на уровне первых десяти стран мира. Испания и Южная Корея смогли сделать это, вырваться из беднейших – на 4-е место по продолжительности жизни (Испания, 82,8 года) и 11-е (Корея, 82,3 года). В России в 2016 году – 72,1 года (100-е место).
От какой реальности отталкиваемся?
Небольшая огосударствленная (до 60–65%) сырьевая экономика латиноамериканского типа. В 2013 году – 2,9% глобального ВВП; в 2016 году – всего 1,7% (США – 24%). Ее финансы еще мельче: в 2013 году – около 1% глобальных финансовых активов; в 2016-м – 0,4–0,5% (США – больше 30%). Мы потеряли «экономику сложных вещей». Критически зависим от импорта технологий, оборудования и инструмента, хотя и пытаемся стряхнуть его. В январе 2017 года мы произвели на всю страну только 220 металлорежущих станков. Экономика простых вещей? По Росстату, мы выпускаем 1 пиджак на 70 мужчин и 1 пальто на 65 женщин в год. Наша основа – сырье, продовольствие, вооружение.
Это царство олигополий, контрольных пакетов, сверхконцентрации ресурсов в Москве. При очень низкой доле среднего и малого бизнеса. Рыночные силы действуют с огромным трудом. Мы 25 лет уникальны в офшоризации и вывозе капитала. И еще – сверхволатильны. Функционально зависим от колебаний мировых цен и спроса на нефть, газ и другое сырье, от курса доллара, который на них влияет.
Все это легко доказывается статистикой. Как и то, что можно еще 25 лет ждать, когда в царстве олигополий и государственных гигантов свободные рыночные силы нормализуют финансовые риски, процент, инфляцию, валютный курс, монетизацию, доступность кредитов, спекулятивную модель финансового рынка. Все это уже четверть века либо зашкаливает, либо мелко, как песочные часы. С такой финансовой системой не растут.
