Покупательница в продуктовом магазине, Санкт-Петербург. Фото: Сергей Ермохин / ТАСС
«Лучше вы будете болеть, чем голодать» – кажется, примерно так рассуждает российская власть, объявившая 6 мая о предстоящем поэтапном выходе из режима карантина. Это ложная дилемма. Конечно, если отправить людей на карантин, не дав им практически ничего, они вскоре начнут умирать от голода. Тогда работа, избавляющая от голодной смерти, покажется лучшей альтернативой. Но у госбюджета были все возможности (они есть и сейчас), чтобы помочь людям пережить два–три месяца изоляции. Не было только желания.
Кризис после стагнации
На восприятие кризиса огромное влияние оказывает то, что он начался на 12-й год стагнации экономики, после нескольких лет снижения доходов населения. Средний ежегодный темп роста ВВП в 2015–2019 годах – 0,8%. А реальные располагаемые доходы (то есть доходы с поправкой на инфляцию и за вычетом обязательных платежей) падали в среднем на 1,3% в год. Неудивительно, что запас терпения у людей на таком фоне не слишком велик. В 2019 году, по расчетам Центра развития НИУ ВШЭ, доходы были ниже, чем в 2013 году, на 7,4%, а в I квартале 2020 – на 8,6%. Это докризисные цифры: в марте российская экономика успела почувствовать только внешнее негативное влияние (снизилась цена нефти, упал экспорт).
Долгий период стагнации делает переживание коронавирусного кризиса особенно тяжелым. Экономическое терпение у народа стало заканчиваться еще в 2017–2019 годах. Это выразилось в бурном росте кредитов при отсутствии роста доходов: людям очень хотелось вознаградить себя за период «затягивания поясов» в 2015–2016-м, и они значительно увеличили свою долговую нагрузку, благо инфляция снизилась, а процентные ставки перестали выглядеть пугающе. К счастью, год назад Минэкономразвития озаботилось проблемой, тревога передалась Центробанку, и он резервными требованиями к банкам замедлил рост кредитования. Эти меры ускорили охлаждение рынка, но темп роста кредитов населению оставался высоким: в 2018-м они выросли на 22,8%, а в 2019-м – на 18,6%.
Долговая нагрузка (отношение кредитных выплат к доходам), в 2013–2017 годах колебавшаяся на уровне 16–18%, в прошлом году достигла 22,3%, а у беднейших децилей подбирается к 30%. Замедление кредитного бума перед кризисом – большое благо: если бы не оно, банкам сейчас пришлось бы выдавать отсрочки еще большему числу заемщиков, и в дополнение ко всем бедам перед нами в полный рост встала бы проблема необслуживаемых кредитов и необходимость докапитализировать банки. Пока речи об этом нет. В апреле, по словам Набиуллиной, задолженность населения перед банками сократилась на 0,6%: выдача новых кредитов почти прекратилась.
В III квартале 2019 года 13,4% домохозяйств сообщали Росстату, что получаемых ими доходов хватает только на еду. За предыдущие полтора года ситуация улучшилась: в начале 2018-го таких семей было 18%. Тем не менее доля людей, которые не могут прекратить работу буквально на день даже теоретически, перед кризисом была достаточно высокой: это как минимум каждая седьмая российская семья. На самом деле доля таких людей в разы выше. По данным ЦБ, у 60% людей совсем нет сбережений, а 70% не имеют возможности пополнять сбережения, даже если у них они есть (то есть все текущие поступления быстро уходят). Все это, разумеется, докризисные данные. По итогам 2019 года доходы населения были на 7,4% ниже «докрымского» (2013) уровня. То есть мы подошли к нынешнему кризису в состоянии худшем, чем к кризисам 2008 и 2015 годов (но лучшем, чем к кризису 1998 года).
