Джон Стейнбек, "Русский дневник". Обложка первого издания 1948 года
«В газетах каждый день обсуждалась Россия: о чем думает Сталин? Каковы планы русского генерального штаба? Диспозиция войск, эксперименты с атомным оружием и управляемыми ракетами. И все это писали люди, которые в СССР не бывали и чьи источники информации были небезупречны. И тут до нас дошло, что о некоторых сторонах российской жизни вообще никто не писал, а это как раз то, что нас интересует больше всего. Как там люди одеваются? Чем ужинают? Устраивают ли вечеринки? Какая там вообще еда? Как они любят и как умирают? О чем говорят? Что они танцуют, о чем поют, на чем играют? Ходят ли их дети в школу? Нам показалось, что хорошо бы узнать обо всем этом, сфотографировать этих людей, написать о них. Русские политики “задираются” – в точности как наши. Но у тамошней жизни должна быть и другая сторона, как есть она здесь, в Америке. У русских должна быть личная жизнь, о которой мы не можем ничего прочитать, потому что у нас никто не писал об этой жизни и не фотографировал простых людей».
Так начинается история путешествия. Место – модный бар в Нью-Йорке, но важнее время. Время – январь 1947-го. «Длинная телеграмма» уже отправлена, Фултонская речь произнесена. Политики и генералы по обе стороны океана всерьез готовятся к войне. Нормальные люди думают, можно ли этой перспективы избежать. Можно, например, попробовать объяснить нормальным людям в Америке, что русские, с которыми они совсем недавно вместе воевали против Гитлера, – тоже нормальные люди. Не чудовища, не людоеды и точно так же не хотят еще одной мировой бойни. В этом замысел.
Авторы замысла – Джон Стейнбек, уже известный и даже преуспевающий (то есть, способный обеспечить себя литературным трудом) писатель, и Роберт Капа – самый, пожалуй, на тот момент знаменитый военный фотограф США.
Роберт Капа и Джон Стейнбек. Фотография из Ladies 'Home Journal, 1948 год.
В исходной установке – очевидная наивность: приехать в СССР – это еще не значит обзавестись «безупречными источниками информации». Скорее, наоборот. Но это ведь нам понятно, а не американцу из 1947 года.
Стейнбек от своей установки не отступил. Говорил в своем «Русском дневнике», проиллюстрированном великолепными фотографиями Капы, только о том, что видел собственными глазами. Соответственно, чаще – о том, что ему хотели показать.
Но ведь и дар смотрящего кое-какое значение все-таки имеет. Важно, кто говорит. В «Русском дневнике» с нами говорит большой писатель, тяготеющий к предельной четкости стиля, да еще и наделенный изрядным чувством юмора (в этом плане, «Дневник» Стейнбека интересно сравнить с путевыми заметками Драйзера, который побывал в Союзе еще до войны, и которому, похоже, чувство юмора ампутировали при рождении).
